"Петр Петрович Губанов. Путь в Колу [И]" - читать интересную книгу автора

избе на берегу Инаре-озера по приказу ротмистра Пера Клементсона и со
связанными руками привезли в разоренный Кольско-Печенгский монастырь. Его
держали под караулом в тесной каморке, куда прежний игумен обычно сажал
нарушивших данный обет непокорных послушников.
Время от времени сотника выпускали во двор обители на прогулку, и он
всей грудью вдыхал теплый и чистый летний воздух. Его радовал вид
зазеленевших березок и чахлой травы, пробивавшейся на солнечный свет из
каменистой тундровой почвы. А огромное белесое небо над головой казалось
порой чудесным куполом прекрасного земного храма.
Однажды во время прогулки к нему осторожно приблизился отец Илларион
и негромко шепнул:
- Тайком от свеев я послал в Колу надежного человека... чтобы дал
знать воеводе об учиненном разбое...
- Спасибо, отец святой, что не оставил в беде государевых людей, -
произнес в ответ сотник.
На берегу Инаре-озера лежал еще снег, когда вместе со свейскими
межевщиками начали класть порубежные грани, но после этого пролетела
бурная весна, наполненная гомоном великого множества перелетных птиц,
наступило лето, ночи холодными сделались и осень близко, а из Колы все не
прибыл стрелецкий отряд, чтобы вызволить полонянников.
Как-то в субботний день сотник Стригалин повстречал в предбаннике
выходившего из парной целовальника Смирку Микитина и очень огорчился. За
время плена целовальник так исхудал, что трудно было его признать. От
некогда здорового и краснощекого красавца остались лишь кожа да кости. А
все оттого, что Смирка упал духом и перестал верить, что воевода
непременно пришлет отряд стрельцов на подмогу.
Более всего огорчало Тимофея Стригалина, что свеи по своей воле
продолжают прокладывать порубежные грани и прорубать межи, отхватывая
целые вотчины, принадлежавшие Российской державе в пользу свейской короны.
Сотник догадывался, что свейские межевщики успеют прорубиться до осенних
заморозков к Студеному морю.
В один из летних вечеров, когда солнце уже скатилось на край
тундрового мелколесья и в воздухе заметно похолодало, Тимофея Стригалина
повели из клетушки в трапезную. Там его ждали трое: ротмистр Пер
Клементсон, знакомый толмач и третий, в котором сотник угадал овлуйского
державца.
На широком столе лежал развернутый пергамент с картой Лапландии.
Стоило сотнику глянуть на этот чертеж, как он сразу же узнал на ней
Печенгскую, Мотовскую и Навденскую губы со всеми рыбными ловлями, морским
выметом, озерами, реками и верхотинами, лесами и звериными логовищами. В
руках у овлуйского державца была бумага, и Тимофей Стригалин узнал в ней
крестоцеловальную запись, которую совал ему в нос ротмистр Пер Клементсон
еще на берегу Инаре-озера.
- У тебя, сотник, в Коле семья осталась? - миролюбиво начал овлуйский
державец.
- Да, семья моя в Коле пребывает, - ответил Тимофей Стригалин ровным
голосом.
- И детки имеются?
- Двое их у меня.
- Наверно, успел соскучиться по семье? - продолжал допытываться