"Елена Грушко. Береза, белая лисица" - читать интересную книгу автора

Да, но... Может быть, в этом и дело? В отработанности, в
Инструкции? Ведь когда косморазведка шла на обследование той или иной
планеты, первыми на ее почву ступали все-таки роботы. Они наводняли
округу приборами, которые передавали в Управление максимум информации
о том, с чем здесь столкнутся все пять чувств человека, каким
воздействиям подвергнется на новой планете его скафандр - буквально
насколько сантиметров погрузится в песок его тяжелый башмак! Все это
обрабатывалось в Управлении - и компьютеры выдавали Инструкцию, так
что, строго говоря, задача косморазведчика состояла только в том,
чтобы, педантично исполняя все положения Инструкции, проверить ее на
месте. Инструкция не ошибалась почти никогда, и неприятности случались
только с теми, кто отступал от нее. Но и на этот случай существовала
своя Инструкция - для тех, кто будет спасать отступивших от кодекса. В
сущности, каждый шаг косморазведчика был предусмотрен. И, наверное,
какой-нибудь Инструкцией было предусмотрено, что если с кораблем
происходит нечто вроде аварии, происшедшей с "Волопасом", его можно
вычеркивать из списков флота косморазведки: корабль и его экипаж
просто обязаны перестать существовать. Да, двое все-таки погибли. И
Лапушкин...
При воспоминании о Лапушкине Гуров терялся. Как он мог, как он
все-таки мог?! Испугался неизвестности и выбрал смерть, оказавшись в
этом слабее Гурова? Или... сильнее? Но почему он крикнул: "Берегись!"
Разве мог Лапушкин знать, какое слово станет последним в его жизни...
Но от чего он предостерег? От какой опасности? О, если бы так! Но ведь
за все время пребывания здесь Гуров не встретил никакой опасности -
явной, разумеется. А вдруг Лапушкину она померещилась?
Почему, ну почему?.. Он мог бы ответить на этот вопрос, если бы
получше знал Сашу. Уж, казалось бы, постоянный риск должен был не
только сплотить их, но сделать близкими людьми. Нет... они просто
притерлись друг к другу, как части отлично отлаженного механизма,
оставаясь при этом все-таки самостоятельными личностями. Тайники их
душ были закрыты друг от друга. В этом Гуров еще раз с горечью
убедился, когда начал рассматривать, что же унес из корабля, что же
ему оставили друзья в наследство. Вот оберег Аверьянова: сувенир с
Длугалаги, крошечная статуэтка ее обитательницы, космической
путешественницы, - золотистый каплевидный камешек, слабо светящийся во
мраке. Вот граненый стакан: прочитав в каком-то ветхом фантастическом
романе о космонавте, бравшем с собою в далекие миры этот предмет,
почему-то бывший для него символом Земли, шутник Денис заказал себе
небьющуюся копию стеклянных стаканов древности. Вот карманный
диапроектор: семья Лапушкина, виды его родного Красноярска... Все трое
заканчивали Восточносибирскую академию косморазведки, знали друг друга
с первого курса, и все-таки Гуров не мог угадать, кому из его друзей
было адресовано то письмо. Листок бумаги был вставлен меж полос
пластика: видно, письмо хотели сберечь от времени. Под слоем пластика
строчки казались выпуклыми, живыми, говорящими. Боже мой, как давно
Гуров не видел таких писем! Давно. Теперь мало кто увлекался этим
архаическим делом - телесвязь достигла совершенства. Ему пришлось
сделать некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на чтении. Перед
глазами словно бы туман сгустился. Но вот он различил одну фразу - и