"Эндрю Круми. Принцип Д'Аламбера (историческая фантасмагория)" - читать интересную книгу автора

запомнил это). Она спасла меня и отнесла в приют подкидышей.
Как выглядел этот приют в моем сновидении? Как огромный серый дом,
полный кричащих младенцев. Отвратительное место с протянувшимися от стены до
стены рядами вопящих ртов, похожих на маленькие нули. Эти ряды были похожи
на запись астрономически большого числа, не поддающегося названию из-за
своей огромности. Мне повезло, и я не слишком долго задержался в этом
ужасном доме.
Мадам де Тансен, услышав о моем спасении, перестала думать об этом
прискорбном деле (даже когда я стал знаменитым, она не признала меня и не
проявила ни малейшего интереса к моему существованию). Скучный шевалье,
напротив, был потрясен, узнав, что его дитя лежит в одном доме с другими
покинутыми детьми Парижа. Он сразу все устроил, и меня передали на
воспитание приемным родителям. Этот поступок был проявлением порядочности и
невольного великодушия, поскольку я попал к двум добрейшим людям, каких
можно себе представить.
Господин Руссо был стекольщик; его жена недавно потеряла ребенка. Она
вскормила меня своей грудью со всей силой добра, равного по силе, но
противоположного отвращению, которое питала ко мне моя естественная мать. В
новой записи моего преображенного "Трактата" ее безусловная любовь и доброта
стали аксиомой; их нельзя было доказать, но их истинность не подлежала
обсуждению. Именно мои приемные родители придумали мне имя, которое я всегда
носил и которое было дано мне в память о том месте, где меня нашли: Жан
Лерон Д'Аламбер.
Я часто думал о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не стал
подкидышем и меня воспитала бы циничная и порочная мадам де Тансен. Стал бы
я самым знаменитым математиком Франции, которого чествовали все научные
сообщества Европы? Потратил бы я, вместе с Дидро, лучшие годы моей жизни на
великие усилия по созданию "Энциклопедии"? Впал бы я по причине той же
трагической наивности в прискорбное и достойное сожаления состояние
преданности женщине моложе меня на пятнадцать лет - женщине, которая
обманывала меня все последние годы своей жизни и предала любовь, которую я
дарил ей?

Помню, что дальше в моем сновидении я увидел то воплощение натуральной
геометрии, которое впервые явилось мне много лет назад. Я вижу себя
маленьким мальчиком (мне не больше трех лет), сидящим на полу. Лучи
солнечного света проникают в комнату, преломляясь неровным, потрескавшимся
оконным стеклом. Я внимательно рассматриваю рисунок, который чертит по полу
свет. На досках, в тех местах, где солнечный луч отклоняется от своего
прямого пути, играет яркая рябь. Каким-то таинственным способом падающий
свет создает образ или по крайней мере намек на образ несовершенного стекла,
сквозь которое он проходит.
Должно быть, именно тогда укоренилась во мне страсть к пониманию путей
природы. Из чего он сделан, этот столь очаровавший меня свет? И как может он
преломляться и свертываться в складки искривленным листом стекла? Еще одно
воспоминание: я стою возле большого дубового обеденного стола, который
выглядит огромным, темным и несокрушимым в сравнении с моей тщедушной
фигуркой. На столе - точно на уровне моих глаз - в ярком луче солнечного
света стоит стакан. Помню, как внимательно рассматривал я плававшие вокруг
него сверкающие пылинки; они начинали кружиться, стоило мне слегка подуть на