"Эндрю Круми. Принцип Д'Аламбера (историческая фантасмагория)" - читать интересную книгу автора

- Вы очень верно цитируете Буссара, мсье.
- Вы видели пьесу?
- Нет, но я ее читала. До приезда в Париж я узнала множество вещей,
хотя мало что видела.
- Приехав в Париж, большинство людей, к несчастью, оказываются в
противоположной ситуации. Вы увидите множество чудесных вещей, которые
ничему вас не научат. Надеюсь, мадемуазель, что и в Париже вы не станете
пренебрегать литературой.
- Господин Д'Аламбер, я никогда не отказываюсь от того, чему отдала
свое сердце.
- Мне ясно, мадемуазель, что вы совершенно исключительное явление среди
представительниц вашего пола.
До этого мадам дю Деффан обратила свои незрячие глаза к другой группе
посетителей. Теперь она снова посмотрела в нашу сторону и перебила мою
собеседницу:
- Жюли! Надеюсь, ты не собираешься докучать господину Д'Аламберу своей
праздной болтовней. Перед тобой величайший ум, который просто обязан
питаться только редчайшими плодами познания. Девочка, будь добра, найди
господина Тюрго и позови его сюда, я должна отчитать его за очень серьезный
промах. Иди же!
Вечер продолжался своим чередом. Меня звали в разные компании, чтобы я,
как обычно, позабавил присутствующих меткими замечаниями об отсутствующих и
подражанием их манерам. От меня требовали оценок недавних представлений в
Опере и просили высказаться по поводу превосходства итальянского хорошего
тона над французским (или наоборот). В то время этот вопрос был предметом
жарких споров; сторонники французских манер группировались в Опере возле
ложи короля, а поклонники итальянских - возле ложи королевы. Обе группы уже
обнародовали по этому поводу несколько памфлетов. Вместе с Дидро и Руссо я
был приверженцем итальянской партии, но все же испытывал немалую симпатию к
теориям Рамо, по поводу чего даже издал недавно небольшую книжечку. После
жестокой критики, которой я подверг обобщения и теоретические положения его
работы, я решил сказать несколько слов в его защиту.
- Рамо заявил: "Когда утверждают, что изящные искусства находятся в
бесконечно близком родстве друг с другом, то не логично было бы из этого
заключить, что все они подчиняются одному и тому же принципу? И не сегодня
ли открыли и показали, что принцип этот следует искать в гармонии?" Для Рамо
гармония - основополагающий закон космоса. Не только музыкальная мелодия
проистекает из нее, но и сама природа как таковая есть воплощение этого
понятия. Но что есть гармония? Это система математических соотношений. Или,
говоря иными словами, математика есть идеальное выражение естественной
гармонии. Рамо видит космос сквозь призму музыки, я вижу его сквозь призму
математики. Но наши видения приводят к одному и тому же результату. Каждый
из нас рассматривает природу как некое неразделимое целое, которое можно
свести к фундаментальному единству, к простоте, позволяющей охватить природу
разумом. Для того чтобы понять мир, надо пребывать в гармонии с ним.
Произнося этот монолог, я стремился (в соответствии с законами
риторики) обращать свою речь не к какому-то отдельному человеку, а говорить
в равной мере со всеми. Тем не менее я все время, с роковой неотвратимостью,
искал лицо мадемуазель де Л'Эпинас, которая сидела в углу, в стороне от
всех. На середине какой-то фразы наши взгляды на мгновение встретились, и я