"Эндрю Круми. Принцип Д'Аламбера (историческая фантасмагория)" - читать интересную книгу автора

неудивительно, что он и его жена испытывают к тебе такую враждебность. Твой
брат Камилл любит тебя, но не сможет принять в своем доме, так как у него
есть семья, о которой он должен заботиться. О браке, естественно, не может
быть и речи. Ты очень симпатична мне, поэтому я и высказываюсь столь
откровенно, Жюли. Ты умна, но не выставляешь этого напоказ, и проявляешь ум
только тогда, когда нужно, и к тому же обладаешь весьма покладистым
характером. Все это может послужить к твоей выгоде. На самом деле ты не
хочешь уходить в монастырь, ты просто хочешь уехать отсюда. Я же за
последние дни привыкла к твоему обществу и добрым услугам и хочу, чтобы ты
поехала со мной в Париж.
Можно ли было сомневаться в той готовности, с какой Жюли согласилась на
это предложение? Мадам дю Деффан уже обсудила дело с братом, уверив его в
том, что отъезд Жюли не создаст угрозы фамильному наследству. Жюли станет
компаньонкой, а не членом семьи. Заручившись письменно оформленным
договором, супруги Виши отпустили Жюли из Шамброна.
Вот так она оказалась в Париже, в городе, где ей было суждено обрести
известность, затмившую славу великой мадам дю Деффан. Жизнь в монастыре
Сен-Жозеф стала значительным улучшением по сравнению с жалким положением в
Шамброне, хотя это все же было существование ради других, приносившее весьма
мало пользы самой Жюли. Она умела поддержать остроумную интеллектуальную
беседу, помогая создавать в салоне соответствующую атмосферу, оказывая в то
же время неоценимую помощь мадам дю Деффан, удовлетворяя ее малейшие нужды и
капризы. Каждый вечер, читая своей госпоже перед сном, она внимательно
следила, глядя поверх страниц, не опустилась ли голова и не отвисла ли
челюсть тетки. Как только мадам дю Деффан засыпала, Жюли вставала и уходила.

Апартаменты мадам дю Деффан были обставлены с большим вкусом. Стены
столовой обиты желтыми шелковыми обоями, украшенными мелкими красными
волнами. Красные и желтые тона повторялись в обивке кресел, расставленных
так, чтобы создать наибольший комфорт для беседы. Здесь же стояли столы для
пикета и экарте. Другие столы вносили, когда сервировали еду. Обед подавали
в шесть, а ужин в одиннадцать часов. Стол был намного обильнее, чем у мадам
Жоффрен (где шпинат с омлетом подавали с удручающей предсказуемостью).
Беседы также были остроумнее и свободнее; слова "хватит", которое часто
звучало в салоне мадам Жоффрен, когда разговор начинал касаться неудобных с
ее точки зрения предметов, никогда не слышали у мадам дю Деффан. Самым
драгоценным бриллиантом, украшавшим ее салон, был я. Мне было тридцать шесть
лет, и в то время я находился в зените своей славы. Прошло два года с
момента выхода в свет предварительного рассуждения к "Энциклопедии", и все
говорили о нем как о выдающемся литературном событии. В своей работе мы
продвинулись уже до буквы "D", и я работал над статьей "Дифференциал". Когда
я явился в салон, все мои мысли были заняты, естественно, проблемами
исчисления.
- Господин Д'Аламбер, позвольте мне представить вам мою новую
компаньонку, мадемуазель де Л'Эпинас.
Передо мной - точнее сказать, надо мной, так как она оказалась намного
выше меня, - стояла молодая женщина. Я поцеловал руку этого ничем не
примечательного юного создания (ей был тогда двадцать один год), но мысли
мои были по-прежнему заняты чудесной теорией Ньютона.
- Мадемуазель, не лик Авроры я вижу ль пред собой?