"Майкл Грубер. Долина костей ("Джимми Паз" #2)" - читать интересную книгу автора

библиотеке, где смех не поощрялся. А потом огорчилась, потому что мне бы
очень хотелось иметь таких родителей. И самой быть куда менее грешной,
такой, как Тереза Авильская, и иметь право начать свою исповедь с тех же
слов, с каких она начала свое житие.
Но вот ведь что интересно: оказывается, на самом деле я не погружаюсь,
а наполняю страницы суетными словесами, и все для того, чтобы уклониться от
правдивого и непредвзятого повествования о моих грехах. Итак, родилась я в
Вэйленде, штат Флорида, в семье Джозефа Р., которого все звали Ти Джо, и
Иллен Мэй по прозвищу Билли. Матушке тогда было семнадцать, а моему отцу,
потомку французов из Луизианы, двадцать два. Мне кажется, ни он, ни она
особой набожностью не отличались: мама, по-моему, была предана Ти Джо
примерно так же, как Тереза Иисусу (так, во всяком случае, мне казалось
позднее), а папину веру составляли две вещи. Во-первых, единственное, что
достойно мужчины, это гонять на собственном грузовике "кенурот", а
во-вторых, можно считать себя прекрасным мужем и образцовым отцом, не
пропуская при этом ни одной юбки. Ого, кажется, писать об этом мне легче,
чем произносить вслух такие слова, как "бабник" или "ходок". Слова, при
звуке которых мне следовало бы ханжески скривить рот, хотя я знавала
монахинь, загибавших такое, что впору облезть краске с "бьюика". А может
быть, это испытание свыше, ниспосланное для проверки моей честности.
Мы жили в трейлере в Кэфри-Парке, близ реки Сили, примерно в восьми
милях от Вэйленда по двести семнадцатой дороге округа Калуга. Чудное было
местечко: четыре аккуратные линии мобильных домов, игровая площадка,
футбольное поле, красные столики для пикников на глинистом берегу реки,
шаткий причал и лавка со всем необходимым. Пока отец копил деньги на этот
"кенурот", он работал на одну компанию в Панама-сити. Работа была связана с
отлучками, порой долгими, и когда его не было, наша жизнь замирала: мы
сидели, дожидаясь второго пришествия на манер первых апостолов, только без
Святого Духа.
В общем, мой отец был чертовски привлекателен, и мама искренне считала,
что ей повезло, раз она заполучила такого хвата, хотя и сама была не
какой-то там мымрой или крокодилом в юбке, а скорее красой всех танцулек в
округе Калуга. Ростом она, пожалуй, была даже на волосок выше отца, если
мерить без обуви, но этого практически никто не замечал, потому что папочка
всегда носил ковбойские сапожки с каблуками в два с половиной дюйма,
поднимавшими его настолько близко к небесам, насколько это вообще возможно.
Это не мои слова, так говорила бабушка Бун, мне же остается лишь полагаться
на бесконечную милость Господа. После смерти, не сейчас.
Когда я говорю "бабушка Бун", вы, небось, воображаете себе скрюченную
каргу в застиранном цветастом платье и, может быть, с зажатой в беззубых
челюстях кукурузной кочерыжкой, но, когда я родилась, Морин Бун было лет
тридцать восемь, и никто бы не назвал ее ни скрюченной, ни линялой. Более
того, она выделялась из всей родни, поскольку служила бухгалтером в
лесозаготовительной компании, и не только закончила школу, а еще и пару лет
посещала колледж, тогда как остальные, подозреваю, относились к тем, кого
называли "белыми отбросами". Или "трейлерным отребьем". Собственно говоря, я
думаю, что бабуля единственная из всех Бунов округа жила в настоящем доме. В
старом флоридском фермерском доме с верандой, покрытой выцветшей белой
краской, из-под которой проступали серые сосновые доски.
Что мне досталось от бабушки, так это любовь к письменному слову, к