"Хизер Гротхаус. Пробуждение любви " - читать интересную книгу автора

нелюбезно с твоей стороны.
Леди Джульетта вновь обрела спокойствие и вышла вперед со злым
выражением на лице.
- Так, мисс Форчун!
"Чудовищные звуки", да? Ну что же, если судьи из гостей сочтут ваш
голос достойнее моего, я сама выполню любую вашу просьбу. Все, чего бы вы ни
пожелали.
Микаэла вопросительно вскинула брови:
- Все, чего бы я ни пожелала?
Леди Джульетта взглянула на Алана Торнфилда:
- Вы согласны на это пари, милорд?
Лорд смотрел на Микаэлу, словно видел ее впервые, что было невероятно,
поскольку она привлекла к себе всеобщее внимание тем, что, поскользнувшись,
опрокинула на себя десерт и разбила ценный фарфор.
- Ну конечно, леди, - с некоторым изумлением согласился хозяин
вечера. - Пожалуйста, начинайте.
Какое-то мгновение девушка почувствовала себя так, словно оледенела в
смолкнувшем, охваченном ожиданием зале, где гости откровенно ее
рассматривали. Их глаза были прикованы к ней, она оказалась в центре
внимания, а подобная ситуация никогда не складывалась в пользу мисс Форчун.
Кто-то кашлянул, Агата Форчун ободряюще улыбнулась дочери.
- Что будете петь, миледи? - вежливо спросил руководитель трио.
Микаэла посмотрела на леди Джульетту и увидела ее усмешку, словно та
чувствовала, как близка была Микаэла к провалу.
"Думай о своем желании, Микаэла! Может быть, нам уменьшат налог..."
- Мы ждем, мисс Форчун, - насмешливо произнесла леди Джульетта.
Девушка глубоко вздохнула.
- Не нужно музыки, - сказала она, обратившись к музыкантам.
- О! - Джульетта засмеялась и хлопнула в ладоши.
- Музыка не была написана на эти стихи. Джульетта не нашлась что
ответить.
Микаэла сделала глубокий вдох, Агата отошла в сторону, оставив дочь
одну в кругу выжидающих гостей.
Затем девушка запела, закрыв глаза, мысленно уносясь из прокуренного
зала Торнфилд-Мэнора, воображая, что летит среди облаков с широко
раскинутыми, словно крылья, руками.
Стихам и мелодии ее научил монах, странствовавший по земельным
владениям Шербонов, когда она была еще девочкой, а он сочинял церковные
песнопения для монахов. Но Микаэла превратила стихи в песню о светлой
скорби, воплощая в ней все свои мечты и желания, забыв об оскорблениях и
унижениях, выпавших на ее долю - не только в этот вечер праздника, а всю
жизнь, - и создала песнь такой чистоты и искренности, что почувствовала, как
к закрытым глазам подступили слезы.
Это было весьма длинное произведение, но исполнительница не сократила
его, наслаждаясь им и погружаясь в него, отдаваясь тому единственному, что
хорошо ей удавалось. Зал был широким, длинным, с высоким потолком, и каждая
нота, которую она исполняла, отражалась от каменных стен дома, описывала
круг и встречалась с другими, создавая впечатление поющего хора.
Когда последнее слово повисло в воздухе, Микаэла неохотно вернула себя
из воображаемого полета и открыла глаза.