"Вас.Гроссман. Годы войны " - читать интересную книгу автора

приказы германского командования. Он отмечал в них широкую способность к
организации: немцы организованно и методически грабили, выжигали, бомбили,
немцы умели организовать сбор пустых консервных банок на военных биваках,
умели разработать план сложного движения огромной колонны с учётом тысяч
деталей и пунктуально, с математической точностью, выполнять эти детали. В
их способности механически подчиняться, бездумно маршировать, в сложном и
огромном движении скованных дисциплиной миллионных солдатских масс было
нечто низменное, не свойственное свободному разуму человека. Это была не
культура разума, а цивилизация инстинктов, нечто идущее от организованности
муравьёв и стадных животных.
За всё время Богарёву среди массы германских писем и документов
попалось только два письма: одно-от молодой женщины к солдату, другое - не
отправленное солдатом домой, где он увидел мысль, лишённую автоматизма,
чувство, свободное от тупой мещанской низменности; письма, полные стыда и
горечи за преступления, творимые германским народом. Однажды ему пришлось
допрашивать пожилого офицера, в прошлом преподавателя литературы, и этот
человек тоже оказался мыслящим и искренно ненавидящим гитлеризм.
- Гитлер, - сказал он Богарёву,- не создатель народных ценностей, он
захватчик. Он захватил трудолюбие, промышленную культуру германского народа,
как невежественный бандит, угнавший великолепный автомобиль, построенный
доктором технических наук.
"Никогда, никогда, - думал Богарёв, - им не победить нашей страны. Чем
точней их расчёты в мелочах и деталях, чем арифметичней их движения, тем
полней их беспомощность в понимании главного, тем злей ждущая их ката-9

строфа. Они планируют мелочи и детали, но они мыслят в двух измерениях.
Законы исторического движения в начатой ими войне не познаны и не могут быть
познаны ими, людьми инстинктов и низшей целесообразности".
Машина его бежала среди прохлады тёмных лесов, по мостикам над
извилистыми речушками, по туманным долинам, мимо тихих прудов, отражавших
звёздное пламя огромного августовского неба. Шофёр негромко сказал:
- Товарищ батальонный комиссар, помните, там боец из каски пил, тот,
что на орудии сидел? И вот чувство мне такое пришло - наверное, брат мой;
теперь понял я, отчего он меня так заинтересовал! II ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Дивизионный комиссар Чередниченко перед заседанием военного совета
гулял по парку. Он шёл медленно, останавливаясь, чтобы набить табаком свою
короткую трубку. Пройдя мимо старинного дворца с высокой мрачной башней и
остановившимися часами, он спустился к пруду. Над прудом свешивались зелёные
пышные космы ветвей. Утреннее солнце ярко освещало плававших в пруду
лебедей. Казалось, что движения лебедей так медленны и шеи их так напружены
оттого, что тёмно-зелёная вода густа, туга и её невозможно преодолеть.
Чередниченко остановился и, задумавшись, смотрел на белых птиц. Мимо, по
аллее со стороны узла связи, шёл немолодой майор с тёмной бородкой.
Чередниченко знал его - он работал в оперативном отделе и раза два
докладывал дивизионному комиссару обстановку. Поравнявшись с Чередниченко,
майор громко сказал:
- Разрешите обратиться, товарищ член военного совета!
- Давайте, давайте, обращайтесь, - сказал Чередниченко, следя, как
лебеди, потревоженные громким голосом майора, отплывали к противоположному
берегу пруда.