"Василий Гроссман. Цейлонский графит" - читать интересную книгу автора

он приезжал издалека.
Особенно почему-то радовались оба Петрова. А Нюра начинала волноваться
и снова мыть только что вымытые стаканы, колбы и воронки, от растерянности
бросала в раковину недокуренную папиросу. И он привык, сам того не замечая,
к фабрике, к желтолицему Квочину, к секретарю ячейки Кожину, каждый день
шепотом, точно у больного, спрашивающего:
- Ну, как твои дела, товарищ Николай Николаевич?
Привык к лаборантам, к веселому старику Горшечкину, к мрачному
Шперлингу, к Нюре Орловой, к неистовому Кругляку.
Он уже однажды повздорил с мастером Горяченко, не хотевшим пропустить
пробу через мешалку, и пошел с ним к Патрикееву. Патрикеев начал было
вертеться и шутить, но индус закричал резким, как у птицы, голосом, а глаза
его стали вдруг так страшны, что Патрикееву показалось - вот-вот новый
химик его хватит чем-нибудь тяжелым.
Иногда он сидел в курилке с рабочими и слушал, о чем они говорят; по
глазам его было видно, что он вслушивается внимательно в каждое слово, не
думая в это время ни о чем другом. И только когда в цеховом складе он
подходил к бочонкам графита, с ним начинало твориться неладное. Горшечкин
это давно уже заметил. Николай Николаевич задумывался, отвечал невпопад, а
большей частью и вовсе не отвечал. И Горшечкин все думал: отчего это Николай
Николаевич дуреет?
А маленькое сердитое динамо, жужжа, обливаясь потом, быстро гнало
работу.
Шихту выгрузили из мельницы, и Кругляк, вместе с индусом, ревниво ходил
вокруг нее, сердился, когда кто-нибудь подходил к ней слишком близко, точно
в темном чане болтал ножками младенец.
В тот день, когда шихту отжали на фильтре-прессе, пропускали через
вальцы и мешалку, дважды пропустили через пресс-сито и наконец торжественно
загрузили в патрон масляного пресса, чтобы отжимать через агатовую
матрицу бесконечную нить графитного стержня, Кругляк ни разу не пошел на
фабрику-кухню.
- Ну, как? - задыхаясь, спросил он у работницы, клавшей нить на длинный
лоток.
Старуха-работница, работая быстрыми темными пальцами, поглядела на
индуса, сидящего перед ней на корточках, на жадные глаза Кругляка и
улыбнулась той улыбкой, которой могут улыбаться только старухи-работницы,
улыбкой, которую не следует
описывать, потому что ничего не выйдет из такого описания.
- Хороший товар, крепкий! - негромко сказала она.
Кругляк с размаху сел на пол и захохотал.
- Хороший товар! - только и мог повторить он несколько раз.
Они не ушли, пока последняя нить не ыла уложена на лоток, пока стержни
не были раскатаны и поставлены вялиться на стеллажи.
Поздно вечером они все еще сидели в кабинете Кругляка, и Кругляк
беспрерывно говорил.
- Вы думаете, я не дрейфил? Ого, еще как! Между нами говоря, когда
зашипел пресс и пошла нить, я подумал: "Ей-богу, прыгать с парашютом не так
уж страшно!"
Он смеялся, и индус, кторый тоже был рад удаче, улыбался широкой
улыбкой.