"Василий Гроссман. Четыре дня" - читать интересную книгу автора

После завтрака доктор надел на рукав перевязь с красным крестом и
собрался на визиты.
- Не могу сидеть минуты без дела, - сказал он, - в любые
бомбардировки хожу к больным и черт меня не берет.
В коридоре он долго внушал Поле, что разговаривать с больными следует,
держа дверь запертой на цепочку, и прежде чем впустить кого-нибудь, нужно
позвать Марью Андреевну.
- Ты говори: "Я без хозяйки никого не впущу" - понимаешь ты?
- Та понимаю, боже ж мий, чи я зовсим дурная? - отвечала Поля.
- Никто не говорит, что ты зовсим дурная, а я только объясняю, чтобы ты
хорошенько все поняла: кто бы ни просил впустить его, что бы он ни говорил,
ты отвечай: "Я без хозяйки никого не впущу". И сейчас же иди за Марьей
Андреевной, понимаешь?
Поля молчала, и доктор сердито спрашивал:
- Чего же ты молчишь, неужели не понимаешь? Все сидевшие в столовой
молча слушали этот разговор, но когда доктор снова начал объяснять про
цепочку, Марья Андреевна крикнула отчаянным
голосом:
- Ты перестанешь мучить эту несчастную, ведь ты доведешь меня до
буйного помешательства!
- Ну и семейка! - крикнул из коридора доктор и захлопнул дверь.
Марья Андреевна сразу же успокоилась и сказала, что Москвину следует
надеть докторские брюки, ибо в галифе он выглядит подозрительно.
- Но вообще можете не беспокоиться, - с гордостью проговорила она, --
доктор настолько уважаем, что никто не осмелится прийти с обыском в нашу
квартиру.
Она ушла хлопотать по хозяйству, а Верхотурский и военкомы остались в
столовой.
- Помыть, что ли, посуду, скука смертная, - сказал Москвин и, пощупав
свой живот, покачал головой.
Факторович икнул и заговорил плачущим голосом:
- Товарищи, я здесь с ума сойду. Я задыхаюсь в этой обстановке. Я ведь
сам жил в такой семейке, у своего папаши, мне эта механика известна.
- Брось, - сказал Москвин, - подумаешь, обстановка, ты бы посмотрел
на моего папаню, когда он в получку возвращался.
- А я вот полежу на этом роскошном диване, - сказал Верхотурский и
улегся, подкладывая под затылок подушечки.
Он взял одну подушку в руки и принялся разглядывать ее. На черном
бархате была вышита бисером яркая бабочка, сотни разноцветных бисеринок
переливались в сложном и тонком узоре, составлявшем расцветку крыльев.
Верхотурский ковырнул пальцем вышивку, потер ладонью бабочкины глаза,
сделанные из круглых красных пуговичек, и задумчиво сказал:
- Ну-ну, доложу я вам...
Потом он положил подушечку себе на живот и довольно закряхтел.
- Пойдем на склад Опродкомарма, поиграем в шахматишки, - предложил
Факторович.
- Только не турнирную, а любительскую, - ответил Москвин.
- Т-рус.
- Я, знаешь, боюсь тебя в один день доконать, у тебя еще рана
откроется от огорчеиья.