"Василий Гроссман. В городе Бердичеве" - читать интересную книгу автора

возвращались из синагоги, держа под мышкой свертки молитвенных одежд. В
свете луны пустая площадь Яток, домики, улицы казались красивыми и
таинственными. Кавалеристы в брюках галифе, звеня шпорами, ходили по
кирпичным тротуарам. Девушки грызли подсолнухи и смеялись в сторону
красноармейцев. Одна из них скороговоркой рассказывала:
- А я ем цукерки и бумажки на него кидаю, а я ем та бумажки на него
кидаю.
- А, - произнес Магазаник, - не мала баба хлопоту, купыла порося,
мало мне своего, так вся партизанская бригада тоже должна в моем доме
рожать. - Он вдруг насторожился и привстал. Из-за двери раздавался чей-то
хриплый мужской голос.
Голос выкрикивал такие крепкие, матерные слова, что Магазаник,
послушав, покачал головой и плюнул на землю: это Вавилова, ошалев от боли, в
последних родовых схватках сражалась с богом, с проклятой женской долей.
- Вот это я понимаю, - сказал Магазаник, - вот это я понимаю:
комиссар рожает. А Бэйла знает только одно: "Ой мама, ой мамочка, ой мама!"
Розалия Самоиловна хлопнула новорожденного по сморщенному влажному
задку и объявила:
- Мальчик!
- Что я сказала! - торжествующе произнесла Бэйла и, открыв дверь,
победно крикнула:
- Хаим, дети - мальчик!
И вся семья собралась у дверей, взволнованно переговариваясь с Бэйлой.
Даже слепая бабушка ощупью подошла к сыну и улыбалась великому чуду. Она
улыбалась и неслышно шептала. Дети отталкивали ее от двери, и она, вытягивая
шею, тянулась вперед: она хотела услышать голос всегда побеждающей жизни.
Вавилова глядела на новорожденного. Она удивлялась тому, что ничтожный
комок красно-синего мяса был причиной этих страшных страданий.
Ей представлялось, что ребенок у нее должен родиться большим,
веснушчатым, курносым, с вихрастой рыжей головой, что он сразу начнет
озоровать, пронзительно кричать, рваться куда-то. А он был слабенький, точно
стебель овса, выросший в погребе, головка у него не держалась, кривые ножки
шевелились, точно высохшие,
бело-голубые глаза были слепы, и пищал он чуть слышно. Казалось,
откройся резко дверь, и он потухнет, как тоненькая, согнувшаяся свечка,
прикрепленная Бэйлой над краем шкафа.
И хотя в комнате было жарко, как в бане, протянула руки и сказала:
- Холодно ведь ему, дайте его сюда.
Человечек верещал, мотая головой. Вавилова, скосив глаза, боясь
шевельнуться, следила за ним.
- Ешь, ешь, сынок, - сказала она и начала плакать. - Сынок, сынок, -
бормотала она, и слезы одна за другой набегали на глаза и прозрачными
каплями текли по щекам, расплываясь по подушке.
Она вспомнила того, молчаливого, и ей стало жаль их обоих острой
материнской болью. Впервые она плакала о том, убитом в бою под Коростенем:
он никогда не увидит своего сына.
"А этот, маленький, беспомощный, родился без отца", - и она прикрыла
его одеялом, чтобы он не смерз.
А может быть, она плакала совсем по другой причине. По крайней мере,
Розалия Самойловна, закурив папироску и выпуская дым в форточку, говорила: