"Василий Семенович Гроссман. Добро вам!" - читать интересную книгу автора

жить так, как надо, ушел из жизни. Слабость ли это? Не знаю. Но подумаем:
легко ли отказаться от всего того, чем владеет слабый человек, - борща с
фасолью, вина, моря, любви, весеннего неба?
Иногда самоубийство кажется проявлением совсем иных сил - это отчаяние
существа капризного, привыкшего к баловству; человек не получил того, что
хотел, и он, капризун, считает невыносимым не иметь того, что он хочет, и
вот он уходит из жизни, уходит от обиды, что его обделили сластями, от
досады, перешедшей в отчаяние.
Иногда самоубийство - это вывод большого ума, видящего, что впереди стена,
пропасть, болото, видящего это, когда близорукие и неумные копошатся в
трясине надежд и оптимизма.
Иногда самоубийство - это проявление слепоты, ограниченности; человек
видит лишь стену, приходит в отчаяние и не замечает в близорукости своей,
что тут же рядом дорога, дверь.
А часто самоубийство - это следствие душевной болезни спившихся,
морфинистов, людей, для которых и зелень травы, и море, и солнце - все
покрылось коростой тоски и боли. Эти люди добровольно умирают потому, что
мир, в котором они живут, обессмыслен, умерщвлен ими.
Иногда самоубийство - это верность делу: что мне моя жизнь, погибло
высокое дело, которому я служил.
Иногда самоубийство - это измена делу: что мне великое дело, если от меня
ушла моя обожаемая, милая, кроткая.
Отшельники двадцатого века живут не в кельях и пещерах, не в лесных скитах
и не в пустынях. Поэтому и кажется, что нет в современном цивилизованном
мире отшельников. Но это не так. Их много. Их кельи замаскированы, они
расположены в городах современного мира, отшельники служат в министерствах,
работают малярами. Они ходят в пиджаках, в демисезонных пальто.
Но они такие же отшельники, ушедшие из мира в пустыню, как и те, что в
рваных звериных шкурах, в тканных из сухих трав рубахах искали высшего
откровения в подвиге лесного уединения.
Некоторые из этих отшельников в уединении своих келий каются перед богом в
грехах; другие в тайных стихах поют свободу, любовь, красоту; третьи,
подобно Пимену, пишут летописи, - все они объединены тем, что главным в
своей жизни считают не часы и дела житейской суеты, а уединенную жизнь в
скиту. Все они объединены тем, что служат своему богу в глубокой тайне, не
делясь с миром своим откровением, не стремясь вернуться из пустыни, в
которую удалились, и поведать людям о посетившем их свете.
Мне кажется, что именно на отшельниках двадцатого века с особой,
прямо-таки предельной ясностью видно и то возвышенное и то бессильное, что
миряне всегда подмечали в тех, кто уединился в пустыне. Отшельники из густо
населенных квартир всегда помнят о бездне, что лежит между судьбой
отшельника во имя тайной правды и судьбой проповедника и пророка этой
правды...
Город Дилижан - чудесный город. Он чудесный город потому, что не стоит на
железной дороге, потому, что нет авиалинии, соединяющей его с миром. Он
отшельник - частично, конечно. Горы уберегли его от путей современного
транспорта, лес спрятял его; его каменные и деревянные дома стоят на склонах
горы среди высоких сосен. Этот город полон тишины, он одновременно и город,
и деревня, и дачный поселок.
Он наполнен покоем, он сохранил в себе то милое, что было в патриархальном