"Леонид Петрович Гроссман. Исповедь одного еврея " - читать интересную книгу автора

будущей книги.
Сама по себе жизнь Авраама-Урии, а позже - Аркадия Григорьевича
Ковнера, могла бы дать обильный материал для увлекательного
авантюрно-детективного романа. Несомненно, это была личность незаурядная,
талантливая, ярко выявлявшая себя в своих поступках, высказываниях и
сочинениях. Не зная до девятнадцати лет ни слова по-русски, он сумел затем
за поразительно короткое время не только овладеть русским, немецким и
французским языками, но и с успехом изучить русскую и западноевропейскую
литературу, основы современной ему русской и зарубежной философии. Самоучка,
так и не получивший университетского образования, он в течение нескольких
лет не без успеха подвизался как журналист на страницах нескольких
петербургских газет. В том числе как обозреватель известной либеральной
газеты "Голос" А. Краевского, где вел еженедельное обозрение "Литературные и
общественные курьезы". После выхода в свет романа Достоевского "Бесы" Ковнер
несколько раз выступил с критическими замечаниями в адрес автора. Однако его
литературно-критическая деятельность вызвала недовольство столичных властей,
и Ковнер вынужден был уйти из газеты. Он нашел работу в одном из
петербургских банков, где вскоре начался новый - трагический - период его
жизни.
Л. Гроссман не без оснований находит в Ковнере черты, сближающие его с
жизнями Спинозы и португальского еврея Габриэля Да-Коста (в России он был
известен как Уриэль Акоста). Как и они, еще в молодости он выступил против
ортодоксального иудаизма. Его статьи на древнееврейском языке, в которых он
призывал к реформе образования еврейской молодежи, к отказу от замшелых
догматов, вызвали бурю. Ортодоксальная еврейская печать называла Ковнера
"предателем" и "разрушителем". Но эти нападки лишь укрепляли его стремление
"сделаться реформатором" своего народа.
Такая же буря разразилась через некоторое время уже в русской печати -
в связи с другим поступком Ковнера и последовавшим за ним судебным
процессом. Увлекающаяся натура, он со страстью следил за русской
литературой. Преклонялся перед Писаревым и подражал ему в своей
публицистике. Читал и перечитывал каждое новое произведение Достоевского и
Льва Толстого. Его потряс образ Раскольникова. Мысли этого литературного
героя о праве гения на преступление во имя будущих добрых дел получили
живейший отклик в душе Ковнера. Задумав помочь нищей еврейской семье, в доме
которой он жил, Ковнер разрешает себе преступить закон. Получив по
подложному переводу в московском банке огромную по тем временам сумму, он
пытался бежать за границу, но неудачно. Его задержали и препроводили в
Москву. Здесь и состоялся процесс, который освещала вся российская печать.
Подсудимый был приговорен к четырем годам арестантских рот. После этого
последовала ссылка в Сибирь, жизнь в Томске, Омске, возвращение в Россию,
поиски работы и, наконец, тихая пристань в Ломже - польском городке, где он
получил место чиновника. Здесь он и скончался в 1909 году, за несколько лет
до смерти приняв христианство, чтобы вступить в брак с полюбившей его
русской женщиной. В последние годы своей жизни Ковнер развил активную
деятельность в защиту евреев, обратился в правительство с запиской о
предоставлении им равноправия, в своей переписке со многими русскими
общественными деятелями выступал против пропаганды антисемитизма, гневно
осуждал организаторов еврейских погромов в Кишиневе и других городах.
Наверное, всего этого было бы достаточно, чтобы побудить Гроссмана