"Ариадна Громова, Рафаил Нудельман "В Институте Времени идет расследование" [NF] (детс.)" - читать интересную книгу автора

я. - Да у нас и переживания-то были в основном общие...
- Надо полагать, не всегда, - осторожно улыбнувшись, заметил Линьков. -
Не говоря уж о последнем периоде...
Конечно, я преувеличивал: даже у сиамских близнецов были кое-какие
раздельные переживания, сколько мне известно. Но в основном я был прав:
эти два года мы почти целиком отдали Институту Времени и все посторонние
дела отнимали у нас минимум энергии. Ну, разумеется, мы зимой ходили на
лыжах, а летом плавали, играли в волейбол; мы смотрели фильмы и спектакли
- хотя не часто, - "читали книги и журналы, вовсе не только по
специальности. Потом, Аркадий, например, уезжал на свадьбу сестры, а ко
мне два раза приезжала мама, гостила по неделе; у Аркадия время от времени
возникали "романсы", как он их обозначал, но вскоре он начинал вздыхать,
что эта самая Света (Иветта, Ася, Римма, а то еще, помню, была удивительно
красивая девушка с не менее удивительным именем - Мурчик) ничего не
понимает ни в хронофизике, ни вообще, и говорить с ней до того скучно -
сил нет. Правда, он тут же, из чувства справедливости, сообщал, что зато у
нее имеются серьезные достоинства: например, глаза у нее необыкновенные,
или она музыку любит, или "плавает, как бог" (это Мурчик - она и вправду
здорово работала кролем), - но вскоре девушка со всеми своими
достоинствами незаметно исчезала. Только к Нине Аркадий с самого начала
относился иначе - уж не потому ли, что она все же разбиралась в
хронофизике? И то вот Нина считала, что он не всерьез... А наверняка
всерьез, всегда всерьез была хронофизика, и это у нас с Аркадием было
общее и главное.
- Я понимаю, что вы имеете в виду, - сказал я Линькову в заключение, -
но я совершенно уверен: Аркадий ничего от меня не таил. Мы ведь с ним
встретились в восемнадцать лет, на первом курсе физмата, и с тех пор
расставались всего на два года, так что я все основное в его жизни знаю.
- Кроме последнего периода, - задумчиво отметил Линьков.
- Да этот последний период - всего месяц с небольшим? - досадливо
сказал я. - Ну что могло случиться за такой короткий срок?
- Мало ли что! - отозвался Линьков. - Иной раз за полчаса такое
успевает случиться - год не распутаешь!
Конечно, он был прав. Но я опять ощутил тоску и усталость, коньяк
перестал действовать, и разговаривать мне становилось все труднее.
Линьков, видимо, это понял. Он сказал, что к завтрашнему дню он получит
данные вскрытия и всякие анализы, тогда кое-что прояснится и, возможно,
ему придется еще кое о чем со мной проконсультироваться.
Линьков ушел, а я начал опять без толку крутиться по лаборатории,
подходил к хронокамере, тупо глядел на ее безжизненно-темную стеклянную
стену, зачем-то передвигал стулья...
Наконец я признался себе в открытую, что работать сегодня не смогу и
нечего мне бродить по лаборатории, косясь на зеленый диван. "А как же
вообще будет, дальше-то?" - с мимолетным страхом подумал я, но поспешно
отогнал эту мысль и позвонил Шелесту. Тот сразу сказал: "Да, ясное дело,
иди!" - но потом спохватился и спросил, не нужен ли я следователю. Я со
злостью проинформировал его, что товарищ Линьков на сегодняшний день сыт
моей персоной по горло и рассчитывает вернуть потребность, а также
способность снова общаться со мной только в результате крепкого
восьмичасового сна и полноценного культурного отдыха. Шелест неопределенно