"Михаил Громов. В небе и на земле " - читать интересную книгу автора

работе. Вспоминаю, что поощрение отцом разносторонности и многообразия
физических увлечений и упражнений не могло не развить очень нужное, а может
и одно из главных для моей будущей профессии, качество - способность к
быстрому освоению координации движений (действий) и быстроту реакции. В
этом-то и заключен смысл рассказа о детстве. Именно от этого и зависело мое
быстрое и успешное освоение полетов. Первый самостоятельный вылет я совершил
через 1 час 43 минуты полетов с инструктором, в то время как мои сверстники
вылетели самостоятельно лишь через 2 часа 45 минут полетов с инструктором.
Не могу обойти молчанием происхождение нашей фамилии - Громовы.
Предание это передавалось из поколения в поколение. Мне его рассказал отец.
Во Владимирской губернии один мужичок пахал землю, распевая песни.
Проезжавший мимо барин, услышав его голос и само исполнение, забрал его в
Петербург и определил в певчии в какой-то собор. Новый певчий поражал силой
своего голоса. Когда он брал "форте", то звенели стекла в соборе. Там и дали
ему фамилию - Громов. Позже он был даже возведен в какой-то духовный сан.
Несколько поколений наследовали духовное звание, но последующие стали
гражданскими чиновниками.
Сейчас, когда я пишу эту книгу, я ясно вижу, что в моем духовном облике
унаследованы некоторые характерные черты и отца и матери. Отцовских, правда,
больше. "Яблочко от яблоньки недалеко падает".
Отец мой - Михаил Константинович Громов - рос и учился в Твери, в семье
дворянской интеллигенции. Во время учебы в среднем учебном заведении у него
проявились большие способности к музыке и рисованию. Человеком он был
творчески одаренным. Десяти-одиннадцати лет, услышав на городском бульваре
музыку, он прибегал домой и очень точно воспроизводил на скрипке услышанное.
В 8-м классе гимназии он нарисовал стрельца, да так хорошо, что его картина
была вывешена в актовом зале гимназии. Вспоминаю, что все Громовы обладали в
какой-то степени способностями к рисованию.
После гимназии отец поступил в Московский университет на медицинский
факультет. Каникулы он обычно проводил у своих родных в Твери, где и
встретился с моей матерью - Любовью Игнатьевной Андреевой.
Она была из крестьянской семьи. Мой дед, ее отец - Игнатий Андреевич
Андреев - был малограмотным, он мог лишь ставить свою подпись; а бабушка,
любимая моя - Домна Спиридоновна - была совсем неграмотной. Жили они в 25
километрах от Твери, в сельце Теребино. Из десяти их детей мать моя родилась
вторым ребенком и, когда подросла, убежала из дому в Петербург, чтобы
получить образование. Там она окончила акушерские курсы, вернулась в Тверь и
повстречалась с отцом. Вскоре они тайно обвенчались. Тайно, потому что это
был "неравный" брак. Узнав об этом, родные отца отвергли тогда их брак и
ничем не помогали сыну-студенту. Отец зарабатывал уроками, а мать -
акушерством. В эти времена им было очень трудно жить с двумя детьми: у меня
была сестра Софья, на полтора года старше меня. Когда я родился, меня
укладывали не в детскую кроватку и не в коляску, а в бельевую корзину.
Родители мои "стали на ноги" лишь тогда, когда отец окончил университет
и стал военным врачом, получив направление по службе в Калугу. С этих пор
финансовые дела семьи стали поправляться.
Я помню себя с трех лет: помню, как, держась за руку матери и гуляя по
улицам Калуги в синей поддевке, подпоясанной красным кушаком, я распевал
свою любимую песню "Потеряла я колечко, потеряла перстенек..."; помню, как
мы ходили с матерью в гости, где у меня завелась нежная дружба с