"Я.И.Гройсман. Валентин Гафт " - читать интересную книгу авторано из-за меня там сняли чуть не полсостава, и главное, заменили Сюзанну.
Когда мы еще только начали репетировать, меня страшно удивляло, что Миронов часто бегает в Бахрушинский театральный музей записывать монолог Фигаро, еще не успев его сыграть. "Ничего себе, - думал я, - ну и заявочки". Через двадцать лет Андрюша умер на сцене во время спектакля, не договорив этого самого монолога. Он его договорил, лежа на носилках в машине, когда его привезли почти мертвого в больницу. Прошептал механически, не приходя в сознание. Загадка! После театра Гончарова я был у Анатолия Васильевича Эфроса в театре имени Ленинского комсомола, и это особая страница в моей жизни. Особая и едва ли не самая важная, потому что театр Эфроса - это театр, о котором я вспоминаю и по сей день. Мне кажется, лучшие образцы этого театра навсегда останутся в памяти и такого я больше не увижу. У Анатолия Васильевича я проработал сравнительно недолго и сыграл не так уж много ролей. Тем не менее мне кажется, что именно тот слой лег на меня таким замечательным грузом, что до сих пор я чувствую всё то, что получил от этого режиссера. Хотя, конечно, время ушло вперед, и очень многое изменилось, и у Эфроса в те времена бывали иногда не очень удачные спектакли, хотя это был всегда высокий класс. Эфрос был гонимым, полузапрещенным режиссером, и тем не менее он уже тогда был первым. Надо сказать, что в лучших его спектаклях, таких, как "Женитьба", "Дон Жуан", я не участвовал. К сожалению, я не играл в "Трех сестрах", ДЕТСТВО Пей или спи, смотри или читай, Всё чаще вспоминается мне детства Зефирно-шоколадный рай. Ремень отца свистел над ухом пряжкой, Глушила мать штормящий океан Вскипевших глаз белесые барашки, И плавился на нервах ураган. Отец прошел войну, он был военным, Один в роду оставшийся в живых. Я хлеб тайком носил немецким пленным, Случайно возлюбя врагов своих. Обсосанные игреки и иксы Разгадывались в школе без конца, Мой чуб на лбу и две блатные фиксы Были решенной формулой лица. Я школу прогулял на стадионах, Идя в толпе чугунной на прорыв, Я помню по воротам каждый промах, Все остальные промахи забыв. Иду, как прежде, по аллее длинной, Сидит мальчишка, он начнет всё вновь, В руке сжимая ножик перочинный, На лавке что-то режет про любовь. |
|
|