"Я.И.Гройсман, Ирина Цывина. Евгений Евстигнеев - народный артист " - читать интересную книгу автора

как школьник, ученик, встает перед экзаменационной комиссией Школы-студии
МХАТ, приехавшей во Владимир набирать студентов. И опять: "Прочтите
что-нибудь!"
Теперь уже он, встав уверенно посреди зала и тяжелым взглядом пронзив
комиссию из трех человек, низким голосом произнес: "Шекспир. Монолог Брута".
Он собрался, была напряженная пауза, раздвинув руки так, как в его
представлении сделал бы прославленный трагик, сообщил: "Римляне, сограждане,
друзья!" Глаза наполнились слезами, казалось, дальше он наберет невероятную
силу драматизма, но вместо слов Шекспира комиссия услышала в этой же
трагической интонации, со столь же выразительным глазом: "Извините, забыл!"
И несмотря на то, что, кроме первой фразы известного монолога, комиссия так
ничего больше и не услышала, Евстигнеев был принят.
Он не вписывался или, точнее сказать, с трудом вписывался в нашу
студенческую толпу, по тогдашним временам довольно ярко и небрежно одетую, с
определенной лексикой людей, уже на первых курсах ощущавших себя прямыми
продолжателями если не самого Станиславского, то уж по крайней мере его
ближайших учеников. Вдруг среди нас на лестничной площадке встал до дикости
странный парень. Стоял он очень прямо, по третьей балетной позиции - руки
висели по бокам, одна чуть согнута, мизинец левой руки с ногтем был
оттопырен, из-под брюк виднелись желтые модельные ботинки с узором из
дырочек. Голова была без пышной шевелюры, на правой руке висел плащ,
именуемый "мантель", и, время от времени кидая в урну свой согнутый
"Беломор" и видя проходящую мимо какую-нибудь студентку, он, как бы прочищая
глотку, как это делают певцы, говорил: "Розочка, здрасте!" Он произносил
именно "здрас-сте", нажимая на букву "с" и пропуская все остальные, называл
всех женщин "Розочка", потому что в его представлении именно так должен был
стоять, говорить и действовать светский лев, интеллигент и будущий столичный
артист.
Было очень интересно, как непохожий на всех нас человек соединится со
строгой и академичной манерой, присущей студентам именно этой театральной
школы. Прошло немного времени, и я впервые увидела Евстигнеева на сцене в
роли Лыняева, играющим вместе с Дорониной сцену из спектакля "Волки и овцы".
Если вспомнить свое первоощущение от Жени - это неожиданность, почти шок.
Неожиданность в сдержанной и удивительной пластике, в поразительной
внутренней интеллигентности и глубине, в отсутствии суетливости и
старательности, так свойственной студентам, в четкости рисунка и
филигранности деталей. Поразившее меня мастерство было не от полученных
уроков и прочитанных театральных учебников, а врожденное, как талант, как
гены, как данность. Я думаю, что феномен Евстигнеева состоит именно в том,
что неожиданность есть не форма придуманная или даже рожденная им, а суть
его таланта.
Однажды мы вместе снимались в дипломной работе режиссера Георгия
Данелия. Это была маленькая новелла "Васисуалий Лоханкин - паршивый
интеллигент". Мы с невероятным рвением относились к этой работе, так как это
был наш первый киноопус. Евстигнеев - Лоханкин, я - Варвара. Снимали сцену
ухода Варвары от Лоханкина. Евстигнеев, без парика, с жидкой бороденкой,
забрался в свою кровать, из которой он должен был выпрыгнуть, когда Варвара,
несмотря на его уговоры, все-таки собралась уйти, и, пытаясь остановить ее,
угрожающе заорал: "Варвара!"
- при этом он должен был разорвать свою хлебную карточку. Режиссер