"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора "Как ты думаешь, где она сейчас? - спросил тогда Сэм. - Куда
перенеслась? Может быть, назад в Дрезден? Как ты считаешь, Алике?" Но я не знала; не знали и доктора. А вот и он - ждет меня у барьера, как всегда, в джинсах, белой рубашке и белых кроссовках "Найк". Мы крепко обнялись. Я чуть пригнулась, чтобы его обнять, и ощутила запах - мускусный мужской запах мыла "Пирс", лосьона "Шанель" и мужских гормонов, если они у братца еще остались. - Привет, малышка! - Привет. А он совсем не постарел. Это я постарела - он остался прежним. В пятьдесят два года фигура у него та же, что и десять лет назад. Стройной ее не назовешь - нет, стройным Сэм никогда не был, даже в тринадцать-четырнадцать, когда подростки начинают, словно весенние побеги, тянуться в длину. "У этого парня есть мясо на костях!" - говорили о нем наши дядья. Невысокий, плечистый, крепкий, он улыбнулся мне, обнажив крепкие, чуть пожелтелые зубы, ироничной и нежной улыбкой, знакомой улыбкой Ребиков, мужчин, которые умеют лить слезы в кино и не стыдиться этого. Любые другие брат и сестра на нашем месте ехали бы от Манчестера до Ливерпуля в молчании, подавленные мыслями о матери, о ее скорой смерти, о том, что значит для нас эта потеря. Но Ребики попросту не умеют молчать. Кроме мамы - она-то говорить перестала уже давно. Быть может, психолог сказал бы, что в немоте она нашла убежище от нашего шумного семейства, наконец-то избавилась от какофонии бесчисленных и бессмысленных звуков. Но мы реалисты, мы знали, что потеря речи - неизбежное следствие ее болезни. - Как она? и дыхание ее было затрудненным и хриплым. Медсестра О'Дуайер приподняла ее, и в нос ей ударил запах горячей мочи. - Знаешь, Алике, это просто ужас. Кошмар какой-то. Представь, сидит она в своем кресле, я вхожу и вижу, как она чешет у себя между ног. Я глазам своим не поверил, мне показалось... ну, ты понимаешь... на секунду показалось, что она... Ты только представь - входишь и видишь, как твоя родная мать такое вытворяет! Я говорю медсестре: "Смотрите, что это она делает?", а та отвечает: "Нет-нет, мистер Ребик, это просто впитывающая прокладка, она к ней не привыкла, поэтому..." -Хватит! - кричу я, топнув ногой. - Не хочу больше слушать! Господи, как все это мерзко, как унизительно, как... - Нет, ты послушай, что дальше было. Тут эта О'Дуайер берет меня за руку и начинает гнать. "Мистер Ребик, - говорит, - надейтесь на Бога, он милосерден". И всякое такое. А я ей: "Милосерден, значит? Да вы посмотрите на мою мать, посмотрите, что этот сукин сын с ней сделал, - и у вас еще духу хватает говорить, что он милосерден?!" А мимо проходил старик Леви и меня услышал. И знаешь, что он мне сказал? Ты не поверишь! "Как ты смеешь, - говорит, - так выражаться о Боге отцов наших, который освободил нас из рабства и вывел из земли Египетской?" Но я даже улыбнуться не могу. Мне вспоминается мать, какой она была во времена нашего детства - стройная фигурка в элегантных костюмах от "Сьюзен Смолл" или "Джегер", плавные и точные движения, роскошные темно-рыжие локоны, сияющие глаза, устремленные на мужа - доктора, которого в городе считали почти богом. Святой Саул, спаситель больных детей, каждый день |
|
|