"Бальтасар Грасиан. Критикон " - читать интересную книгу автора

дичь, от огня - жар для изготовления пищи, услаждающей, но не утоляющей его
чревоугодие. И он еще жалуется, что этого ему мало! О, чудовищная алчность
людская!
Тут возвысил голос Верховный Владыка и изрек:
- Слушайте, знайте, запомните - Человека я сотворил собственными своими
руками, дабы мне был слугою, а вам - господином, и как царь всего он и
желает владеть всем. Но я понимаю это так, человече, - обратился Он к
Человеку, - что господствовать ты должен как личность, а не как скотина, -
духом, а не брюхом. Ты будешь господином всего сотворенного, но не рабом, -
вещи должны подчиняться тебе, а не подчинять тебя. Ты все заполонишь разумом
своим и благодарностью ко мне, сиречь, во всех созданных мною чудесах будешь
чтить божественное совершенство - от творений устремляясь к Творцу.
Величественное зрелище чудес мироздания, столь привычное для отупевших
наших чувств, поразило Андренио; ошеломленный, он отдался созерцанию,
безмолвным восторгам - и ныне рассказывал об этом в таких словах:
- Сон был для меня прибежищем от мук, отрадой одиночества. Непрестанно
терзаясь, я лишь в нем находил утеху; спал я и в ту ночь - увы, ночь
окружала меня всегда! - спал особенно крепко и сладко, а сие верный знак
близкой беды. Так и случилось: сон мой был прерван странным гулом,
исходившим как бы из глубочайших недр горы. Вся она ходила ходуном, каменные
стены дрожали. Выл свирепый ветер, врываясь бурными вихрями в отверстие
пещеры. И вдруг огромные глыбы начали с ужасающим шумом отваливаться и
падать, производя такой невероятный грохот, словно вся эта каменная громада
вот-вот рассыплется в прах. - Погоди, - сказал Критило, - ты видишь, даже
горы подвержены перемене, сокрушительной мощи землетрясения и ярости молний,
хотя их прочность обычно противопоставляют непостоянству жизни человеческой.
- Ежели даже скалы дрожали, каково же было мне? - продолжал Андренио. -
Все члены моего тела, казалось, хотели выйти из суставов, а сердце так
прыгало, что едва не выскочило из груди. Но вскоре чувства меня покинули, я
потерял сознание и упал замертво, в горе погребенный и в горе. Сколько
длилось это затмение духа, эта пауза жизни, того я не ведаю и ни от кого не
мог узнать. Наконец - как и когда, мне неизвестно, - мало-помалу стал я
приходить в себя после почти смертельного обморока. Открыв глаза, я узрел
ту, что открывает врата дню. О, светлый день, радостный день, великий день,
счастливейший в моей жизни! Я отметил ею, сложив холм из камней, из целых
глыб. Я сразу понял, что проклятая моя темница разбита, и невыразимая
радость объяла душу - немедля начал я выбираться из своей могилы, чтобы
вновь родиться на свет, сиявший мне в большом проеме меж скал, из которого
открывался обширный и радостный вид на небесные просторы. Со страхом
приблизился я к нему, сдерживая неистовое желание, и наконец, убедившись,
что опасности нет, вышел на эту широкую террасу - навстречу свету и жизни.
Впервые глазам моим предстало величественное зрелище - небо и земля. Душа в
необычном порыве любопытства и блаженства устремилась к глазам, покинув
прочие части тела, так что целый день я оставался бесчувствен, недвижим и
как бы мертв, хотя именно тогда ожил. Вздумай я описать тебе объявшее меня
могучее чувство любви, напряжение разума и духа, это было бы непосильной
задачей; скажу одно - до сих пор живы во мне и жить будут вечно изумление,
восторг, преклонение и благоговение, наполнившее тогда мою душу.
- Охотно этому верю, - сказал Критило, - когда глаза видят нечто
невиданное, сердце испытывает чувства, дотоле ему неведомые.