"Бальтасар Грасиан. Критикон " - читать интересную книгу автора

небогата событиями. Когда в первый раз осознал себя и составил о себе
какое-то суждение, я увидел себя заточенным в недрах вон той горы, что
господствует над прочими, - даже среди скал достойны почтения более высокие.
Там мне доставляла первую пищу самка дикого зверя, как ты называешь эти
существа, я же называл ее матерью, убежденный, что она-то и родила меня и
дала жизнь, - теперь мне даже стыдно в этом признаться.
- Несмышленому детству, - -сказал Критило, - детство весьма свойственно
всех мужчин величать батюшками и всех женщин - матушками; ты вот матерью
почитал дикого зверя, принимая доброту за чувство материнское; так и
человечество в пору своего детства называло всякое существо, к нему
благоволящее, отцом и даже провозглашало божеством.
- Вот и я, - продолжал Андренио, - считал матерью ту, что кормила меня
своими сосцами. Зверь среди зверей, я рос вместе с ее детенышами, в которых
видел своих братьев и сестер, - вместе мы то играли, то спали. Наша мать,
каждый раз как рожала, давала мне молока и уделяла толику дичи и плодов,
какие приносила для своих детенышей. Жизнь в пещере меня не тяготила -
потемки внутренние, потемки духа, скрывали от меня темень внешнюю, в которой
пребывало тело. Ничего не смысля, я не замечал, что лишен света, хотя иногда
улавливал слабые лучи, проникавшие к нам с неба - где-то в самом верху
мрачной пещеры.
Но вот я достиг в возрасте и в простодушии некоего рубежа - и вдруг
меня объял необычайный порыв к знанию, ум озарили новые и отчетливые мысли,
тут я начал размышлять о себе, познавать себя, рассуждая о том, что же я за
существо. "Как все это понять? - говорил я себе. - Существую я или не
существую? Раз я живу, чувствую и мыслю, стало быть, существую. Но если я
существую, то кто же я? Кто дал мне жизнь? Зачем? Чтобы жить в этой норе? О,
это было бы слишком великим несчастьем! Таков ли я, как эти звери? Нет, я
замечаю явные различия меж ними и мною: их тело покрыто шерстью, а я наг, я
обделен тем, кто дал нам жизнь; я вижу, что тело мое устроено не так, как у
них; я плачу и смеюсь, меж тем как они только воют; я хожу выпрямившись,
поднимая лицо кверху, а они двигаются согнувшись, склонив голову к земле".
Все эти бесспорные различия любознательность моя подмечала и разум обсуждал.
Со дня на день росло во мне желание выйти из пещеры, жажда видеть и знать -
чувство естественное и сильное у всех людей, а у меня, никак не
удовлетворяемое, оно стало непереносимым. И горше всего было видеть, как
звери, мои товарищи, с удивительном проворством взбирались по отвесным
скалам, свободно вбегали и выбегали из пещеры, когда хотели, меж тем как для
меня эти каменные стены были неприступны, и я горько сокрушался, что лишен
великого дара свободы. Много раз пытался я следовать за зверями, цепляясь за
скалы, которые, казалось, от одной крови, что струилась при этом из моих
пальцев, могли бы смягчиться. Да и зубы пускал я в ход. Но все было тщетно и
только шло мне во вред - всякий раз я срывался и падал, орошая землю слезами
и обагряя ее своей кровью. На стоны мои и плач сбегалось все семейство,
звери ласково угощали меня плодами и дичью и тем несколько смягчали мое горе
и утишали муки. Сколько безмолвных монологов произнес я, лишенный даже утехи
изливать свою скорбь вслух! Сколько помех и сомнений сковывало мою
наблюдательность и любопытство, которые приносили мне лишь недоумение и
страдание! Всечасной пыткой было слышать смутный шум моря, чьи волны ударяли
по моему сердцу громче, чем по прибрежным камням. Еще хуже бывало, когда
раздавался рев урагана и ужасающие раскаты грома. После них из туч лился