"Евгений Валерьевич Гришковец. Начальник" - читать интересную книгу автора

выразительными, а в жизни вовсе даже нет. Я тогда переживал ужасно. Я сам
понимал, что у меня ничего не получается, и видел огорчённое лицо
Начальника. Но теперь я этому рад. Потому что Начальник потратил на меня
гораздо больше времени, чем на тех, кто свет чувствовал, всё видел, и у кого
к фотографии был талант.
- Вот скажи мне, зачем ты фотографировал эти качели? - спрашивал он
меня, рассматривая мои снимки. - Или вот этот грузовик зачем снимал, а?
- Качели забавные, - говорил я печально, - а грузовик мощный, страшный.
- Конечно, качели забавные, а грузовик мощный, - почти отчаянно говорил
Начальник. - Но они сами по себе такие. Качели забавные, а фотография твоя
не забавная, понимаешь? Ты же не грузовик должен фотографировать, а сделать
фотографию, на которой будет грузовик. Грузовик, который мимо тебя ехал, был
большой, мощный и страшный. А фотография у тебя никакая. Тебе было страшно,
громко, ты видел мощь этого грузовика, так? А как это можно увидеть на
фотографии? На твоей фотографии не видно, что грузовик мощный. И что тебе
страшно, тоже не видно. Ничего не видно! Только вот грузовик и всё. Или вот
качели в саду. Сами они забавные. Наверное, забавные. А фотография у тебя
скучная, неживая... никакая! - он горячился и тыкал пальцем в мои снимки. -
Я должен чувствовать, видеть и понимать, почему ты снял то или другое, какое
у тебя было настроение, что ты почувствовал, что ты увидел в этих качелях
или в этом, чёртовом, грузовике. В твоей фотографии должно чувствоваться,
что ты этим хотел сказать, какие переживания передать, - тут он налил себе
чаю, хотел отпить, но не отпил, а поставил чашку на стол. - Все ходят по
одному и тому же городу, полю или лесу. Все! И никто ничего не видит. А ты
должен увидеть, как тут упал свет, как солнце отразилось в стекле
троллейбуса, как заблестели капельки росы на паутине в траве, как, чёрт
возьми, улыбается девушка, которая сидит на остановке и чего-то ждёт. Но ты
должен не это всё сфотографировать, а сделать фотографию. Ты должен сразу
видеть, стараться увидеть, как это будет всё на фотографии, а не как оно
есть на самом деле. Если просто смотреть в окно, там за окном что? Ну, что
там за окном?
- Пейзаж, - нехотя ответил я.
- Пейзаж? - передразнил он. - Там жизнь, а не пейзаж. В жизни за окном
композиции нет. А в пейзаже композиция есть. Вот ты сними то, в чем
композиции нет так, чтобы композиция получилась. Запомни, ты не жизнь
фотографируешь. Ты делаешь фотографию. И нужно, чтобы фотография была живая.
Но она живёт по другим законам. А-а-а! - он махнул рукой. - Да что я бьюсь с
тобой. Если ты этого не чувствуешь, значит, я тебе ничего объяснить не
смогу.
Он схватил чашку и отпил чай, обжёгся, закашлялся.
- А главное, и самое обидное, что на чужих фотографиях ты всё видишь,
вкус-то у тебя есть. А сам? Сам?!
Как фотограф я не состоялся совсем. Но я долго ходил в фотокружок, уже
даже не пытаясь фотографировать. Я честно попытался стать юным
фотохудожником, но не вышло. Зато у меня появилось моё особое место и особая
роль в жизни фотокружка. Я стал там на какое-то время признанным экспертом и
критиком. Многие мои приятели по кружку показывали свои фотографии мне,
прежде чем показывать их Начальнику. Да и сам Начальник часто со мной
советовался, спрашивал моё мнение о том или ином снимке. Иногда мы спорили,
и сильно.