"Мария Грипе. Тайник теней ("Каролина" #4) " - читать интересную книгу автора

все тени - от тебя же исходит только свет. Но нет тени без света.
Так же как и наоборот - нет света без тени. Подумай об этом!
Твоя К.
Р.S. Ты, как я понимаю, из тех, кто собирает книжные закладки с
ангелами? Посылаю тебе одну из них. Какую ты хочешь - розовую или голубую?
К."

Как же глупо!
На самом деле она собиралась написать совсем другое, но Сага сама
виновата. Напросилась своими предсказаниями.
К тому же она собиралась писать не ей, а Ингеборг. Но, видимо, придется
отказаться от этой затеи. И от празднования дня рождения тоже. Пропало
всякое желание. Каролина мрачно оглядывает комнату. Всю радость как ветром
сдуло.
Здесь нужно убраться, вдруг замечает она.
Давно она не испытывала потребности в уборке. С тех самых пор, как
переехала. Тогда она, конечно, навела порядок, но это было совсем другое
дело. Сейчас уборка кажется ей нелепым занятием.
И это, конечно, дерзкое влияние Саги.
Каролина вдруг чувствует, что не может не прибрать в доме, мысли
навязчиво закружились у нее в голове:
"Если я не уберусь, то не смогу писать. Я люблю, чтобы вокруг меня было
чисто, когда я пишу. Но если я буду убираться, то тогда тоже не смогу
писать, так как сильно устану. Но если я не могу убираться, значит, не могу
и писать, поэтому если я не уберусь, то ничего и не напишу, а если я ничего
не напишу..." - и так далее и тому подобное... до бесконечности.
Не это ли называется замкнутым кругом?
В таком случае как раз туда она и попала.
Или просто она не хочет писать?
Как бы то ни было, ничем полезным она еще долго не сможет заняться. А
сможет только сидеть и с отвращением глядеть на все вокруг.
Брр! Здесь действительно жутко холодно. Кухонная плита совсем остыла,
кафельная печь в комнате, как ледяная статуя.
Каролина разглядывает свои босые ноги. Пальцы на них посинели от
холода. Не станет же она запихивать их в жесткие, холодные туфли только ради
того, чтобы выйти на улицу и опустить в ящик письмо - письмо, которое она к
тому же еще не написала. Нет, такое невозможно себе даже представить.
И прибирать она не может. И писать. И разводить огонь в печи. И думать.
Между прочим, все, что утверждает Сага, это неправда: будто она бегает
от зеркала к зеркалу, заглядывает себе в глаза и заставляет их видеть в
отражении только лестное для себя.
Зеркала ей нужны для работы - только и всего.
Но она понимает, что у Саги есть особое мнение на этот счет. Не только
по поводу зеркал, но также и, может, даже прежде всего, по поводу игры
Каролины в театре. Сага представляет в ней глас совести - той, к которой
люди в наше время чаще всего взывают понапрасну.
С самого младенчества эта Сага могла по поводу и без повода ворваться к
Каролине, укоризненно размахивая у нее перед носом указательным пальцем.
Это, однако, было не так заметно, пока рядом была мама, и они были
единым целым - Сагой и Каролиной. Хотя Сага, пожалуй, всегда имела