"Владимир Григорьев. Над Бристанью, над Бристанью горят метеориты (Авт.сб. "Рог изобилия")" - читать интересную книгу автора

тренировок в разговоре и шлифовки оттенков произношения. Невидимым образом
он участвовал в спорах, принимая то одну, то другую сторону, и иногда
точка зрения, в итоге получавшая господство на валуне, внутри валуна
оказывалась разгромленной начисто.
Войдя в полемический азарт, марсианин стучал в потолок:
- Эй, наверху, что вы там мелете! Да ведь фракции космических лучей...
Потом марсианин спохватывался, вспоминал об особенностях своего
положения и кончал спор в спокойных тонах, сам для себя.
Если всем надоедали разговоры, то кто-нибудь заводил песню, рвущуюся в
дремлющие леса удалыми раскатами или медленно уплывающую в темноту леса.
Марсианин не отставал и тут.

На пыльных тропинках
Далеких планет
Останутся наши следы, -

подпевал он, и легкая грусть вкрадывалась в марсианское сердце.
...Все это осталось позади: и диспуты, и хоровые пения. Теперь вот
молодые березки, жухлые пеньки, влажный воздух да вопрос: "На каком языке
думаю?" Отдыхая на пеньке, марсианин искал ответа, но так и не разобрался
во всей этой чехарде посланных для разгадки мыслей, слов, стилистических
оборотов. Да и не все ли равно, в конце концов, на каком? Он твердо знал,
что при случае легко объяснится с первым встречным, ну а дальше - дальше
видно будет.
И марсианин решительно зашагал вперед, через овраги и холмы, туда, где
не ищи березок, травяной росы, и воздух, наверное, не так свеж, но зато
вздымаются каменные громады, ревет плотный поток автомобилей и светофор
мигает ярче звезд первой величины.
В большой город! И ноги марсианина то пружинили на податливых мхах, то
легко возносили тело его под положенными, как шлагбаум, стволами,
дрогнувшими в бурю.
Постовой Платков заканчивал вахту в хорошем настроении. Сменщик должен
был вот-вот объявиться, а ни одного происшествия. Ни наездов, ни смятых
буферов - порядок! В левом кармане гимнастерки приятно оттопыривается
стопка копий штрафных квитанций - не стыдно и в отделении показаться.
Учи-учи этих растяп пешеходов, а все зря. Лезут, неумелые, на рожон. И
Платков косил глаза то на оттопыренный нагрудный кармашек, то на
антиударные часы - именной подарок за четкость в дисциплинированности. Да,
все равно, еще десять-пятнадцать минут - и по домам. Прощайте,
лихачи-таксисты, и, дорогой светофор, тоже прощай!
Постовой оторвал взгляд от дареного циферблата и рассеянно посмотрел
вниз, на магистраль. Посмотрел - и зажмурился. Господи, наваждение, такого
и быть не может. Метрах в тридцати от постовой будки, там, где два бешеных
потока лимузинов смешивались в один кипящий, изрыгающий вулканные газы
клубок, какой-то пешеход силился прорваться на другую сторону улицы.
- Эх ты, деревня гужевая! - сквозь стиснутые зубы прошептал Платков. Он
привстал с сиденья да так и застыл, впившись в картину, скорая развязка
которой не вызывала никаких сомнений.
- Ну сейчас! Ах, пронесло! Ну! И-их! - страшным голосом комментировал
события постовой. Любая мера все равно уже не могла бы отодвинуть