"Петр Григорьевич Григоренко. Мысли сумасшедшего (избранные письма и выступления)" - читать интересную книгу автора

съезда начали вилять: то - "Сталин такой-сякой", то - "Мы Сталина в обиду
не дадим".
Между тем, зверства эти самостоятельного значения не имели. Они были лишь
следствием определенной системы управления государством. Полная правда
была куда страшнее: вся практика СССР в корне расходилась с теорией
марксизма-ленинизма. Об этом свидетельствует нижеследующее.
1. Созданный под руководством Сталина общественный строй не смог дать
более высокую производительность труда, чем капитализм. А это, согласно
марксистскому учению, главный критерий для определения правомочности
существования нового общественного строя.
2. Советская страна не смогла не только достигнуть главной цели
пролетарской революции - уничтожения государства путем его деполитизации,
- но даже не открыла практических подступов к этому. На деле
послеоктябрьская практика пошла по пути всех предшествующих революций. Она
создала более совершенную машину подавления, чем та, которая существовала
до Октября. А по марксистско-ленинской теории следовало разбить, сломать
старый государственный механизм и заменить его "отмирающим государством",
которое "начало бы отмирать немедленно и не могло не отмирать".
3. Вместо предусмотренного марксистско-ленинским учением безграничного
расширения демократии, она оказалась ликвидированной полностью и без
остатка. Создалось государство невиданно высокой степени тоталитаризма.
Вся жизнь советского общества чудовищно централизована. В стране нет ни
одной самодеятельной организации населения. Не только партийный и
государственный аппарат, но и профсоюзы, научные и культурные общества,
религиозные общины, редакции, издательства и пр., все это - отростки
единого широко разветвленного бюрократического аппарата, управляемого из
одного центра и контролируемого специально для этой цели созданным органом
(в данное время сей орган именуется КГБ).
Гигантский бюрократический спрут охватывает все общество и душит его живые
силы. Ни одного организованного общественного действия нельзя предпринять,
если это не предусмотрено или не разрешено вышестоящей бюрократической
инстанцией. Без этого невозможны даже религиозные обрядовые действия.
Собрания, митинги, демонстрации и другие мероприятия, организуемые
бюрократическим аппаратом, проводятся либо по хорошо отработанным
шаблонам, либо по всесторонне отрепетированным сценариям. Ни один человек
не может что-нибудь сказать или совершить другое действие, если это
неугодно организаторам соответствующего мероприятия.
Сказанное относится не только к рядовым гражданам, но и к чиновникам
бюрократической иерархии на всех ее ступенях, а также к ученым, писателям,
работникам искусств. Все, кто пытался противодействовать этому,
уничтожались или надежно изолировались от общества. Булгаков, Вавилов,
Мандельштам, Пильняк, Платонов и сотни других деятелей литературы, науки,
искусства, которых тоже следовало бы включить в этот скорбный список, -
это те, кто пытался отстоять свое право на свободное выражение мыслей и
чувств, кто не хотел говорить и делать то, что ему велят, если это
противоречило его убеждениям.
Даже угрюм-бурчеевщина, показанная в чудовищно утрирующей сатире
Салтыкова-Щедрина ("История одного города"), - детский лепет в сравнении с
той действительностью, которую создала бюрократия в СССР под руководством
Сталина.