"Николай Федорович Григорьев. Избранное. Повести и рассказы " - читать интересную книгу автора

Симбирская губерния. Илья Николаевич тотчас погрузился в исследование. "Не
плохо, отнюдь не плохо поставлено дело, куда лучше, чем у соседей!" -
радовался он, сопоставляя данные по губерниям.
Однако первоначальное впечатление благополучия тут же стало и
рассеиваться... Оказывается, в этой многонациональной губернии вовсю
процветает насильственное обрусение!
"Образование" и "обрусение" в отчете приравнены одно к другому. Так и
сказано: "Дело народного образования и обрусения..."
- Боже мой, боже мой, - сокрушался Илья Николаевич, - что сказал бы
Пушкин, натолкнувшись на такую мерзость! "Слух обо мне пройдет по всей Руси
великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык, и гордый внук славян, и
финн, и ныне дикой тунгуз, и друг степей калмык..." "Назовет!" - с гневной
иронией воскликнул Илья Николаевич. - Да эти русификаторы своими насилиями
только отвращают людей от гения русской культуры!
А вот и оптимистическое заверение в отчете: "Вообще дело народного
образования и обрусения начинает прививаться". Где же это? В какой среде?
Что за противоречие?
Оказывается, среди чувашей... Чуваш менее культурен, чем татарин. Он
еще в плену наивно-языческих представлений о жизни, о людях, очень
доверчив. Вот тут-то деятели обрусения и снимают свою жатву.
Илья Николаевич почувствовал жгучую потребность заступиться за
маленький народ, которого хотят лишить своих обычаев, верований, наконец,
собственного национального лица!
И стал мысленно прикидывать, что же он, инспектор народных училищ
губернии, способен будет сделать, чтобы оградить "всяк сущий язык" от
преследования господ русификаторов...


* * *

Так проходили летние каникулы, последние в Нижнем Новгороде. Илья
Николаевич проводил время в библиотеках либо за письменным столом дома.
Мария Александровна с детьми отправилась к своим родителям в Кокушкино.
С неизъяснимым наслаждением перечитывал Илья Николаевич труды
Ушинского, Песталоцци, педагогические сочинения Лобачевского, Пирогова, не
говоря уже о Добролюбове, Писареве. Он открывал в них богатства, которых не
замечал прежде: в одних случаях из-за вечной - в студенческую пору -
нехватки времени, да и по молодости лет; в других из-за трудностей
нелегального чтения.
Константин Дмитриевич Ушинский. "Отец русской педагогики". Сам
учитель, он досконально исследовал школьное дело в России. Затем отправился
за границу и там шаг за шагом изучил все талантливое и передовое, чем жили
школы Швейцарии, Англии, Франции, Германии, Соединенных Штатов. Благодаря
Ушинскому педагогика как наука в России 60-х годов XIX столетия достигла
небывалого расцвета.
К. Д. Ушинский составил два учебника для начальной школы - "Родное
слово" (первый и второй год обучения) и "Детский мир". Какой это было
находкой для Ульянова! Ведь его собственная педагогическая практика до сих
пор складывалась только в области физико-математических наук.
Впрочем, по жадности своей он тут же ухватился и за книжку Фарадея