"Рослин Гриффит. Колдунья " - читать интересную книгу автора

играющего картежника.
Более он уже не сможет играть, не сядет ни за покерный, ни за какой
другой картежный стол.
Чако, оставившему Мартинеса в Гэйлисто-Джанкшен позаботиться о раненом,
не хотелось ехать обратно. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Он явно
не горел желанием возвращаться в графство Линкольн.
Может быть, ему надо было бы вернуться к Ролстону, но только для того,
чтобы уйти навсегда. Он был уже сыт перестрелками и убийствами.
Прогуливаясь по улицам Санта-Фе, он чувствовал безразличие к прохожим.
Вот уже два часа, как он видел одну и ту же старуху оборванку в черном
одеянии. Может, она следит за ним? Если это так, думал он с усмешкой, тогда
ему остается только застрелить ее, а что же еще?
Однако именно в этом месте, где напротив на углу была маленькая
церковь, он явно не мог этого сделать. Перед тем как войти внутрь церкви,
где ему так хотелось побыть, он остановился и несколько минут смотрел на
глинобитное здание церквушки с простым крестом над колокольней. Его мать,
более считавшая себя апачи, чем католичкой, не часто брала его с собой в
церковь, но он помнил церковное пение и тяжелый запах ладана.
Когда в церковь прошла мексиканка средних лет, он последовал за ней в
наружный вестибюль и, смотря на нее, повторял принятые здесь обрядовые
действия. Опустив руку в святую воду, он затем перекрестился. Он уже было
направился за женщиной в святилище, но вспомнил, что у него все еще был
револьвер. Он раздумывал, оставить или нет кольт на вешалке у входа, ведь
это же все-таки было священное место. Наконец он снял ремень с револьвером и
повесил его под шляпой на вешалку.
Внутреннее убранство святилища было таким же скромным, как и внешний
вид церкви. Несколькими рядами стояли деревянные скамейки. Глаза Чако с
трудом привыкли к тусклому свету в помещении. Он сел на одну из скамеек.
Здесь было несколько молившихся прихожан. За алтарем размещалась расписанная
деревянная завеса с изображением святых. Висело распятие Христа в золотом
венце с шипами.
В маленьких нишах располагались изображения святых. В одном из них он
сразу же узнал образ, которому поклонялась его мать, образ Святой Девы
Гваделупской. Онейда Джоунс говорила, что ей всегда становилось легко, когда
она видела изображение Святой Девы Гваделупской, которую часто изображали
темнокожей, как индианка, с лучами ацтекского солнца, исходившими от нее.
Его мать-полукровка, поклонявшаяся тому же, что и апачи, привила это и
ему.
Все в мире имеет духовное начало, и оно может быть использовано как для
добра, так и для зла. В обрядах апачи всегда содержится обращение к этому
началу, даже тогда, когда оплакивается умерший.
Но Натан Ганнон не был апачи.
Хотя он, наверное, был таким же хорошим человеком, как муж матери
Онейды Рубен Джоунс. Именно он так назвал Чако и воспитывал его как сына,
хотя и недолго. Когда его убили, Онейда зажгла в честь него свечу.
Может быть, и сейчас свеча, которую зажжет он, поможет душе Ганнона,
подумал Чако, увидев, как мексиканка опустила монету в ящик перед образом
Девы Гваделупской, затем взяла свечу, зажгла и поставила ее перед образом
девы.
Загорелся маленький язычок пламени, и он мерцал как звезда в темноте.