"Борис Грибанов. Женщины, которые любили Есенина" - читать интересную книгу автора

песни. Мы целовались, и Сергунька опять читал стихи. Застенчивая, счастливая
улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным
голосом, с барашком вьющихся льняных волос, которые он позже будет с таким
остервенением заглаживать под цилиндр, синеглазый".
Городецкий познакомил Есенина и с Клюевым, который сыграл немалую роль
в поэтической биографии молодого Есенина. "Клюев, - писал Городецкий, -
приехал в Питер осенью (уже не в первый раз). Вероятно, у меня он
познакомился с Есениным. И впился в него. Другого слова я не нахожу для
начала их дружбы. История их отношений с того момента и до последнего
посещения Есениным Клюева перед смертью - тема целой книги. Чудесный поэт,
хитрый умник, обаятельный своим коварным смирением, творчеством вплотную
примыкавший к былинам и духовным стихам Севера, Клюев, конечно, овладел
молодым Есениным, как овладевал каждым из нас в свое время. Будучи сильней
всех нас, он крепче всех овладел Есениным".
Городецкий умышленно обходит молчанием в своих воспоминаниях одно
немаловажное обстоятельство - Клюев был известен как гомосексуалист. Он
недвусмысленно приставал к Есенину; бывая с ним вместе в обществе, садился
рядышком с Есениным, прижимался к нему, поглаживал его, клал голову ему на
плечо.
Чернявский писал: "Я ни одной секунды не сомневался, что эротические
приставания Клюева к Есенину в смысле их внешних проявлений могли вызвать
что-либо иное, кроме резкого отпора со стороны Сергея, когда духовная
близость и мирная нежность уступали место физиологическому влечению".
После возвращения из первой поездки в Москву Есенин рассказывал, что
Клюев ревновал его к женщине, с которой у него завязался первый -
городской - роман. "Как только я брался за свою шляпу, он садился на пол
посередине комнаты и сидел так, подвывая, как женщина во весь голос: "Не
уходи, не смей уходить к ней". Но Есенин сплошь и рядом грубо отталкивал
Клюева. Городецкий пишет, что у Есенина бывали приступы ненависти к Клюеву.
"Помню, как он говорил мне: "Ей-богу, я пырну ножом Клюева!"
Выросшему в патриархальной атмосфере Константинова Есенину было дико
представить себе, что может существовать иная любовь, кроме как между
мужчиной и женщиной. Однако в декадентских салонах Петрограда Есенину
пришлось столкнуться с совершенно другими нравами. "Через несколько месяцев
после своего первого приезда, - вспоминал Чернявский, - в дружеском
разговоре со мной он откровенно затронул новую для него проблему, которая
тревожила его и о которой он раньше не задумывался - проблему мужеложества.
Его удивляло, какое место это занимает в жизни столичной литературной
братии... Кое-кто говорит, что и он неминуемо развратится, но он считает,
что у него нет никаких оснований для опасений".
Следует отметить, что за всю свою жизнь Есенин сравнительно мало писал
о любви. Критики утверждали, что он пожертвовал любовью к женщинам ради
любви к стихам, к славе, к родине.
Рюрик Ивнев категоричен в своем мнении: "Я знаю наверняка, что Сережа
никогда не любил ни одну женщину. Он не долго увлекался той или иной
женщиной. Они быстро надоедали ему. Никогда в своей жизни он не испытывал
"большого чувства", "великой любви". И далее Ивнев утверждает: "Он никогда
никого не любил простой человеческой любовью. В этом его трагедия и,
вероятно, в этом корни его поэтического величия... Все, знавшие Есенина,
отлично знали, что он никогда по-настоящему не любил ни одну женщину".