"Михаил Грешнов. Второе путешествие путешественника" - читать интересную книгу автора

Исследователи были поражены не менее, чем в ту минуту, когда увидели
шалаш. Кто это мог быть? - вихрем проносились мысли у одного и другого.
Только он - единственный человек в такой дали от двадцать первого века -
путешественник по времени.
- Да, да,- угадал их мысли Путешественник.- Я и никто другой. Извините,
что не могу предложить вам уютных кресел и кофе. В последнем рассчитываю на
вас.
Прайс молча отвинтил колпачок, подал Путешественнику термос.
Тот жадно пригубил, щеки заходили на его лице ходуном, борода
затряслась.
Казалось, он был не в силах оторваться от кофе, перевести дыхание. Но
он вернул термос с благодарностью, кивнув:
- Я и так умру,- сказал он.- У меня только сорок минут для вас. С
момента встречи сорок минут,- уточнил он.
Девис невольно взглянул на часы, было двадцать минут двенадцатого.
- А потому,- сказал путешественник,- я в своем повествовании буду
краток. Вы ведь ждете рассказа о моем втором путешествии? Записывайте меня,
снимайте на кинопленку, что вы, правда, уже делаете.- Путешественник кивнул
на перстень профессора: - Но ради бога не перебивайте меня, не
останавливайте. Я продумал рассказ и уложусь точно в срок, на детали у меня
нет времени.
Странный это был рассказ, и странная была обстановка. Девис и Прайс
сидели на земле. Девис, подвернув по-турецки ноги, Прайс полубоком к
рассказчику. Ветер шелестел в стенах шалаша жухлыми листьями, ворвался в
дверь, неся запахи и звуки палеогеновой эпохи. Мир для исследователей
сосредоточился под этим первобытным сводом из трав и ветвей. Но
путешественник рассказывал удивительное. Исследователи были захвачены
рассказом, кажется, шли за Путешественником в повествовании и видели все его
глазами.
- Не буду останавливаться на подробностях: ящеров Юры и Мела вы увидите
сами. Теплые моря Триаса тоже увидите. Искупаетесь в океане Палеозоя. Всего
этого я насмотрелся вдоволь: чудовищ, зверья, трилобитов, хотя и
останавливался урывками. Великое однообразие, я бы сказал,- миллиарды лет.
Особенно Протерозой: пустыня, пустыня. Страшно было останавливаться:
подумать только, один на всей планете. Одиночество, знаете, как зыбучий
песок: из него не вырвешься, от него не отмахнешься и не уйдешь. Порой мне
казалось, что я застыл посреди плоского мира, прилип, как муха к липучке -
потерял чувство движения, времени. Казалось, кровь остановилась в жилах и
сердце не бьется, а совершает один бесконечный и последний удар. Если я
останавливался, меня оглушала такая звенящая тишина, что в ней, кажется, я
не слышал собственных слов, они таяли, расплывались на губах, как воск. Боже
мой, не дай такой тишины и одиночества!
Я вскакивал в седло, нажимал рычаг до упора. Мелькали столетия,
календари, и показания часов свидетельствовали о смене исторических эпох,
смене суток... Если бы не это, я бы подумал, что кругом забвение, смерть.
Повернуть назад? Сколько раз приходила мне эта мысль. Но другая мысль
командовала: вперед, вперед, проскочишь же это мертвое царство, впереди
Архей, полтора миллиарда лет, еще и Протерозой не кончился.
Я готов был биться головой о Машину, выпрыгнуть на ходу из седла.
Сходил с ума. Мне казалось, что Машина испортилась, стала. Я нажимал рычаг и