"И.Грекова. Фазан (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

стройной, высокой шеи, от которой чудесно пахло. Не духами, а своим
каким-то чистым и честным девичьим запахом. Было отчетливо видно, как
повыше ключицы под белой невинной кожей бьется-пульсирует голубая жилка...
Все знала, видела его насквозь и все же любила.


Если бы кто-нибудь заставил замолчать этот кран на кухне! Позвать
Богданюка...
Где-то он читал (а может быть, слышал) об изощренной восточной пытке.
Человека связывают, лишают возможности двигаться и льют ему на голову
тонкую струйку воды. Днем и ночью, не прекращая ни на минуту. Через
некоторое время человек сходит с ума и в конце концов умирает...
"Этим краном они сговорились свести меня с ума, - думал Федор
Филатович. - Свести с ума, сжить со света, убить!" "Они" - это здоровые,
ходячие, благополучные, которых в такие минуты он ненавидел. Всех, включая
Дашу. Тоже здоровая, тоже ходячая...
"Я больше не могу, понимаете, не могу!" - кричал он, выкрикивал внутри
себя, но язык и губы не слушались, звуки не покидали рта. Пытаясь пробить
немоту, он изо всех сил кричал: "Кран!" Получался один хриплый звук "а!".
Не "кран", но все-таки "а!". Могли бы понять! Но Даша не понимала. "Что
тебе, милый? Пить? Подушку поправить?" Он гневно, отрицательно мычал,
почти хрюкал. Исступленно повторял свое "а!". Без результата.
Лиза - та поняла бы. Она его понимала во всем, до конца. Читала его
мысли. Даже игра такая у них была: "Хочешь, скажу тебе, о чем ты сейчас
думаешь?" И говорила. Зря он тогда, в юности, на ней не женился. Жизнь
пошла бы совсем иначе. Впрочем, о чем сейчас жалеть. Лизы давно нет.
Погибла на фронте в отряде лыжниц. Даже если б он тогда женился... Хотя
кто знает? Может быть, не погибла бы...


Эти ночи наедине с краном! Кто бы знал, как они его мучили! Крадущиеся,
пепельные, безликие. Не сразу он понял, почему так остро, мучительно
возненавидел кран.
Это был не просто неисправный кухонный кран. Это был дух зла. Он не
просто точил, он расточал, бесчинствовал. Много ночей прошло, пока Федор
Филатович не увидел за краном подлинный предмет своей ненависти. Кран
олицетворял пустое, праздное, бездумное расточительство. Перевод ценностей
- в отходы, полезного - в сор, дрязг.
Вода была ценностью. В городе, разросшемся за последние годы, ее не
хватало. В верхние этажи она поступала нерегулярно: нет-нет, да и
выключат. А тут из крана днем и ночью течет вода - и никому, решительно
никому нет дела. В Федоре Филатовиче гневался и бушевал хозяин.
Кран становился в ряд с другими примерами бесхозяйственности, глупой,
преступной. Сжигаемая во дворах деревянная тара. Списанная с парохода
мебель, которая вполне могла бы еще служить, - но ее, по каким-то дурацким
правилам, нельзя было ни взять себе, ни подарить, ни продать. Можно было
только уничтожить, превратить в дым, золу. А выбрасываемые из окон на
асфальт вполне еще пригодные раковины? Унитазы? Кухонные плиты? Все это,
превращаясь в мусор, кучами загромождало жизнь. Туда же, в отбросы, шли
овощи, гниющие на полях, на складах. Яблоки в урожайный год.