"И.Грекова. Хозяева жизни (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

волосы?" А она: "Нет, но брови и ресницы крашу". Ресницы были длинные,
черные и от краски слипались лучиками.
Веселая была женщина. Голос - силы необыкновенной. Я в нее влюбился,
когда она пела. Смотрю ей в рот и вижу: зубы, все до одного, белые и
крепкие, как у собаки, без единой пломбы. А из-за зубов - голос.
Иерихонская труба. Я просто пропал. Грудь у нее была мощная, широкая,
выпуклая. Знаете, сколько кубиков она выдувала? Шесть тысяч. А мускулы
какие! Представьте себе, потом, когда мы с ней уже были женаты, иной раз
она меня даже била. Вам смешно: баба бьет мужика, но, честное слово, я
очень это любил. Думал: бьет - значит, любит.
- А за что она вас била? Простите за нескромный вопрос.
- Ну что вы! Какая же нескромность, когда я сам вызвался вам все
рассказать. Била за женщин. Знаете, мне всегда очень женщины нравились.
Может быть, потому, что я с мамой вырос. Мне с ними было как-то больше по
себе, чем с мужчинами. Мне почти все женщины нравились. Каждая по-своему.
И я им нравился, вероятно, за то, что умел их различать. Случалось и
согрешить. И всегда после этого я приходил к Нине и каялся. Она никогда не
устраивала трагедий, как другие женщины: слезы там и прочее. Сердилась
она, это верно. Ругалась. Иногда даже собиралась совсем уйти. А уж когда
побьет, я знаю, что в душе она меня простила. Какая была женщина! Этого не
расскажешь.
- Вы, кажется, говорили, что она была женой вашего приятеля? А потом -
вашей? Как же это произошло?
- Знаете, я в нее сразу же влюбился и, видимо, тем ее и взял, что очень
уж сильно любил. А она любила мужа. Ну, и меня тоже полюбила. Вы не
подумайте, она вовсе не была легкомысленной женщиной. Только мы с ней
четыре раза женились и разводились. Выйдет она за меня замуж, и начинает
ей казаться, что она того, Леню, больше любит. Уходит от меня и выходит
замуж за Леню. Тогда с браками и разводами просто было. Чтобы жениться,
надо было вдвоем прийти, а чтобы развестись, достаточно было заявления
одного из супругов. Теперь трудно даже поверить, что была такая свобода.
Доверяли людям. Так вот, моя Нина записывалась вдвоем - то со мной, то с
ним, - а разводилась одна. Не мог я с ней ходить разводиться. На третий
раз (кажется, на третий) я уж не захотел даже идти регистрироваться,
сказал: может, просто так попробуем? А она сверкнула на меня глазами
(голубые были глаза, а сверкали, как черные) да как закричит: "За кого ты
меня принимаешь? Я ведь к тебе по-серьезному пришла, на всю жизнь!" И
пошли записались. Мне уж было неловко перед барышнями в загсе: все нас
знали и смеялись. Мелкий человек. А Нине - хоть бы что. Идет каждый раз в
загс веселая, гордая, счастливая, а волосы так и сияют. А потом пройдет
недели две-три, и начинает она задумываться. Думает о Лене. Даже плачет,
жалеет его. Видите ли, она так трогательно о нем говорила, что иногда я
сам с ней плакал - ну не плакал буквально, а таял от жалости. Один раз
даже сам сказал ей: "Иди" - и пальто подал.
- А как же это все кончилось?
- Знаете, кончилось это самым неожиданным образом. Я почувствовал, что
больше не могу, и перевез к себе тещу. Тещу свою, Аделаиду Филипповну, я
терпеть не мог. Должно быть, за то, что она очень была похожа на Нину, но
в карикатуре. Нина - большая, полная, сильная, а теща - грузная, грубая.
Голос у Нины - громкий и яркий, как фанфара. А у тещи был голос вышибалы.