"И.Грекова. Перелом (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

походил и отстал - видно, меня боялся. А я и рада. До чего же была глупа,
упряма, немилосердна!
А война шла, шла - казалось, не будет ей конца. А конец приближался.
Радио пело победные песни, извещало о салютах. Хлебный паек увеличили -
стало почти уже сытно... И все-таки неожиданно кончилась война! Раз - и
кончилась.
День Победы помню ярко, но смутно. Красно-красно было кругом. Красные
флаги, красные косынки, красные банты в петлицах (кое-кто из старых
вспомнил давний обычай). В небе - красные ракеты, трассирующие пули. Чужие
люди обнимались, целовались, плакали. Качали солдат, офицеров. Все это не
раз описано в книгах, но тот, кто не видел своими глазами Дня Победы, так
и не может себе представить, что это было...
Вечером мама устроила пир: тушенка, яичница (порошковая), сало...
Пригласила соседок, Катя с Соней тоже пришли - робкие, в чистых
передничках. "За наших!" - сказала мама, подняла стопку и вдруг, не выпив,
упала головой на стол и заплакала. За ней заплакали, даже завыли соседки,
потерявшие на войне мужей. А за ними в голос зарыдали и те, у кого мужья
были живы (таких было мало). Общий плач. А потом общий пляс, исступленный!
Такого пляса я не видела во всю жизнь. Все это вращалось в красном тумане.
А посреди тумана плясала на толстеньких ногах Катушка, визжа и прыгая,
прыгая... Качалась люстра, хрусталики позвякивали, метали молнии... Нет,
такого дня никогда не было и никогда не будет, и нечего пытаться о нем
рассказывать. Нету таких слов. Впрочем, одно есть: Победа.
А каково было маме в тот сумасшедший вечер? Не знаю и уже никогда не
узнаю. Умерла мама.



9

Однако вернусь на мраморную лестницу, по которой поднималась, выписав
командировку.
Третий этаж без лифта - высоковато. Хорошо, что сердце еще здоровое, а
начнет пошаливать - что тогда? И все равно люблю свой дом. Уже давно
предлагали отдельную двухкомнатную в районе новостроек - местные
Черемушки, точно такие же, как во всех городах. Не соглашалась. Пускай нет
лифта, горячей воды, мусоропровода, зато есть лестница с цветными
стеклами, дворец детства. Ни на какие удобства не променяю своих кариатид,
Артемиду с Солохой.
Отперла дверь, вошла, удивилась, что Митя дома. Совсем забыла, что у
него каникулы.
Странная вещь, думала я, мое отношение к Мите. Когда он здесь, рядом,
люблю его нежно, горжусь им. А нет его рядом - вроде бы забываю. Не то что
Валюн. Тот всегда рядом.
Митя вышел навстречу, что-то дожевывая. Снял с меня пальто, повесил,
принес тапочки. "Здравствуй, мама!" Улыбнулся. Удивительная у него улыбка!
Как будто окно распахивается: легко, светло, весело. Скромен, невысок
ростом - не в Бориса, тот долговяз, да и я не из маленьких. Серые глаза
велики, что-то в них ночное, призрачное, как у тех, большеглазых, ушастых
(как они там называются? Лемуры, что ли?). Зубы сероватые, с голубизной -