"И.Грекова. Перелом (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

если она неизбежна?
- Сложный вопрос, Кира Петровна. В чем-то вы правы. Заговор молчания,
окружающий обреченного, ставит между ним и другими людьми стенку. Стенку
лжи. На себе это испытал, когда лежал в госпитале с газовой гангреной. Сам
врач и хорошо сознавал, что дела мои плохи. Но не с кем мне было
поговорить по душам, откровенно. У врачей да и у сестер были такие бодрые,
непроницаемые лица! Не лица, маски. Как в античном театре - навсегда
улыбка. Единственный, кто говорил со мной откровенно, был сосед по койке,
тоже "газовик", как нас тогда называли. "Помрем мы с тобой, братец, как
пить дать помрем, а жить-то до чего охота!" Ему жить охота, и мне охота,
он умрет, и я умру - куда тут деваться? Он-то умер после нескольких
ампутаций, а я, как видите, остался жив. В день, когда он умер, я спросил
у врача: "Мне, значит, тоже готовиться?" - "Да что вы, лейтенант, откуда у
вас такие мысли? Лечим вас и вылечим". А у самого глаза бодростью так и
затянуты. Да, многие бьются об эту стенку, умоляют о правде...
Такой длинной речи я никогда не слыхала от Чагина. Не думала даже, что
он на нее способен. Молчалив до предела. Как говорили про него сослуживцы
- "молчит до дыр".
- Так что же, - спросила я, - имеет человек право на правду?
- Это смотря какой человек.
- Значит, надо говорить правду только особенным? Сильным духом?
- Сила духа - понятие относительное. Многие, особенно в молодости,
считают себя сильными духом, способными вынести правду о близкой смерти. А
почему? Потому, что она далека от них, эта смерть. Не стоит за плечом, не
дышит в ухо. И заметьте: чем тяжелей больной, тем меньше он хочет знать о
себе правду. Он от нее прячется, думает: другие умирают, но не я. Ведь я -
это я, единственный, от всех особенный.
- Ну нет! Я-то хотела бы всей правды. Я-то бы ее вынесла.
- Это вы потому так думаете, что молоды и здоровы.
- Ну уж и молода! Сорок два года - не молодость. - Сбавила-таки себе
один годик, не удержалась!
- С моей позиции пожилого человека, ветерана войны, вы просто ребенок.
И суждения ваши ребяческие. Думаю, вам не приходилось переживать серьезных
горестей.
- Почему вы так думаете?
- По глазам. Настоящее горе оставляет след в глазах.
- Возможно, вы и правы, не приходилось. Все впереди. - И улыбнулась
беспечно.
- Так я и знал. Не было у вас в жизни серьезных горестей, испытаний. А
человек, сквозь них не прошедший, еще не совсем человек, а только залог
его, куколка, хризалида. "Я-то вынесла бы правду!" Это вы потому так себя
обольщаете, что у вас сильное, легкое, послушное тело, стройные ноги,
которыми, кстати, я всегда любуюсь. Каждый шаг - радость. Когда-то и я был
таким. Да-да, не смейтесь. Высоким не был, а стройным, легким, подвижным -
был. Не дай бог вам понять, что это значит, когда каждый шаг стоит усилия.
Дойти до угла, свернуть направо, добраться до палаты... И не просто
добраться, но и помочь больным. Знаю, они меня не очень-то жалуют,
называют хромым чертом. А мне, несмотря на это, надо вдуматься в каждого,
отнестись к нему с полным вниманием, не позируя, не выставляя себя.
Станиславский говорил, что режиссер должен умереть в актере. Так же вот