"И.Грекова. В вагоне (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

умеренным голосом: "Понял тебя, папа".
- Понял тебя, папа, - чуть помедлив, повторил мальчик. Еле заметное
раздражение скрипнуло в его голосе.
- Учись себя контролировать, - продолжал отец. - И вообще что это за
чтение - "Долина ужаса"? Развлекательная беллетристика, не больше. В твоем
возрасте пора иметь другой круг интересов. Я, например, в десять лет уже
читал классиков - Толстого, Достоевского, Лескова, Стендаля. Почему-то я
до сих пор не смог привить тебе любовь к классической литературе...
Впрочем, я не из тех отцов, которые докучно опекают своих сыновей. Мягко
направлять - мой метод воспитания. Читай, пожалуй, хоть "Долину ужаса",
если она тебя занимает. Когда-нибудь ты сам созреешь и начнешь читать
достойные книги...
Голос его лился мягко, кругло, убедительно, время от времени
соскальзывая в еле заметное "оканье". Он вызывал в памяти какие-то давние
ассоциации, какой-то прелестный запах. Голос и запах - что между ними
общего? Но когда звучал этот голос, я ощущала запах.
Голос-то был обаятелен, а то, что он говорил, - нудно до зубной боли.
"Ну и зануда же отец у тебя, - думала я, жалея мальчика, - ох, и хлебнешь
же ты с ним горя! Интересно, кто же эти "мы", которые должны быть "не хуже
других, а лучше", "не ниже их по развитию, а выше"? Какой-то клан,
конгрегация... И почему этот культурный краснобай до сих пор не снял
шляпу? Напомнить, что ли, ему, что в жилом помещении, даже в купе вагона,
принято шляпу снимать?"
Видная сверху, эта шляпа была нормальная, фетровая, разве что поля
чуточку шире обычного. Видны были также руки ее владельца - опрятные,
небольшие, с отделанными розовыми ногтями. Время от времени эти руки, как
бы выныривая из-под полей шляпы, начинали двигаться по одеялу, разглаживая
на нем невидимые простым глазом складки. Иногда они перескакивали на
столик и поправляли на нем крахмальную скатерку, ставя на место все время
сползавшую пепельницу. Красивые руки. У мальчика, напротив, руки были
зажатые, худенькие, не совсем чистые, с каймой обкусанных заусениц вокруг
ногтей. Неухоженный паренек! Его руки не двигались, они лежали, покорно
скрещенные на колене.
"И что за странное имя - Донат? - думала я. - До сих пор не встречала
еще человека с таким именем. Зануда отец, видно, специально подыскивал имя
позаковыристее. Ну да бог с ними, хватит о них размышлять".
Я опять закрыла глаза; Фонарин - тут как тут. И смех всего зала. Видно,
мне уже не заснуть. Сосед на противоположной верхней полке испустил носом
продолжительную руладу (так бы мог храпеть носорог) и принялся наяривать,
даже как-то подсвистывая. "Заснешь тут, в таком окружении!" - с глупым
гневом подумала я. Залихватский храп с верхней полки, видимо, подействовал
на соседа внизу. Он предложил Донату умыться на ночь; тот покорно удалился
с полотенцем через плечо. Мальчики, как известно, долго не моются; минуты
через две Донат вернулся. "Уже?" - неодобрительно спросил отец. "Уже", -
подтвердил Донат. "Покажи руки". Донат показал. "Ну, так и быть, можешь
ложиться". Теперь уже отец взял мыльницу и с полотенцем через плечо
проследовал в коридор. Я исподтишка наблюдала за мальчиком. А он вел себя
странно.
Из глубины своей дорожной сумки он вынул школьную тетрадь в линейку,
вырвал из нее лист, оглянулся по сторонам; в его обкусанных пальцах