"Юрий Греков. Слышишь, кричит сова!" - читать интересную книгу автора А потом, спустя четыре года, пришло одно из нечастых ее писем. Алексей
мог бы, наверное, прочитать его наизусть, все восемь страниц. "А от тебя все нет ни строчки..." И тогда он с галлюцинаторной ясностью представил, что стоит за этой последней фразой... Она заходила на почтамт каждый день, по дороге из института. Письма не было. Старушка в окошке "до востребования" уже узнавала ее. А писем все не было. Потом старушку сменила молоденькая девчушка. Та тоже стала узнавать, и так же, как предшественница, с сожалением покачивала головой: писем не было. На Невском она вышла из троллейбуса, свернула налево и пошла прямо на сверкающий шпиль Адмиралтейства. Зеленой с белым громадой высился Зимний, полукружье Главного штаба охватывало площадь двумя огромными руками. По реке бежал белый пароходик. Синел на противоположном берегу университет. Золотой невесомый шпиль Петропавловки уходил прямо в тучи. Неподалеку остановилась группа экскурсантов. Донеслось: "Красота!" Да, красота! Замечательная, правильная, строгая, осточертевшая красота! Хмурые дни, призрачные ночи, когда смутно и непонятно на душе. Красота. А писем нет. Писем нет. И не будет... И все равно тогда он не ответил. Недавнее вдруг стало далеким. Так бывает. И если так остается - еще полбеды. Беда, если оно вновь становится близким, стократ ближе, чем прежде. А уже ничего не поправить... Но все это было совсем потом... Когда Алексей осенью шестидесятого вернулся с целины, он сразу, сбежав с митинга, помчался на Васильевский. Ольги не было. Он слонялся вдоль длинного дома, пока наконец в конце собой, размахивая каким-то свертком. Непривычно прямые волосы лежали прядями вдоль лица. Когда он, отделившись от стены, заступил ей дорогу, она остановилась, будто споткнувшись, и тут же словно кто-то толкнул ее к нему. Тихонько вскрикнув: "Лешка...", она обхватила его плечи руками, уткнувшись лицом куда-то в шею. Алексей гладил ее влажные волосы, спадавшие на плечи. Прохожие, наверное, оглядывались на них. Алексею было плевать на это. Его всегда радовало, что и Ольге все равно, что о них двоих говорят и думают все остальные. Потом Ольга отстранилась и потребовала: - Не смотри на меня. Пошли. В комнате она умчалась за шкаф, к зеркалу, и оттуда командовала: - Садись и сиди смирно. Пока не скажу. Алексей разглядывал тесную и такую знакомую комнатку со смешанным чувством радости и недоверия - все по-прежнему? На стене напротив висел портрет Олиного отца - моряка, погибшего в войну. Вот откуда Ольгины глаза. А Ольга тараторила за шкафом: - Трудно было телеграмму дать, да? А то, что получается - является покоритель целины, а я прямо из бани. Ну, и картина, должно быть! Растрепа! Представляешь, чтобы Джульетта встретила Ромео растрепанной? Фу, стыд какой! Ольга любила и умела нравиться. Вообще-то Алексею это было приятно, хотя иногда... Прошлой зимой Ольгина мать уехала в какую-то командировку чуть ли не на три месяца, и они готовились к сессии здесь. В тот вечер они засиделись допоздна, зубря политэкономию, и, когда Алексей обнаружил, что кончились папиросы, все ближайшие магазины были закрыты. |
|
|