"Юрий Греков. Слышишь, кричит сова!" - читать интересную книгу авторазнакомым улицам. А вот и та самая столовка. Те же пять ступеней ведут вниз
к двери - столовка в полуподвале, и окошко ее как раз на уровне тротуара. Они как-то забежали сюда погреться и перехватить чего-нибудь горячего. На улице стоял изрядный мороз, а здесь было совсем тепло. Неожиданно Алексей взглянул в окошко и поразился- окошко оыло совершенно синим. Все было просто - наступил вечер. Странное дело: от студенчества, в котором было удивительно много, осталось только одно. Как фотопластинка, которую проявили спустя много лет. Уже забыто, что было снято на ней, и сейчас с удивлением видишь - то, что казалось важным, оказалось неважным, а второстепенный штрих оказался главным и единственным. Как на некоторых лицах глаза. Забылись имена большинства однокурсников, перепуталась хронология многих событий и случаев, все это както переплелось и сплавилось в общий тон, на котором осталась одна она. Как же это все началось? Как кончилось - Алексей помнил хорошо. Потому что все было обрублено резко и грубо. Обрублено не ими. И хотя прежнее еще жило в них, в нем уже было ощущение конца - потому что все было обрублено. "Помнишь ли город тревожный, синюю дымку вдали? Этой дорогою ложной мы безрассудно пошли". Блок. Как же все это началось? Что потянуло ее к неуклюжему провинциальному мальчишке? Что потянуло его к ней? Вокруг были блестящие курсанты всевозможных мореходок, горняки с золотыми вензелями на плечах, шикарные пижоны. Вокруг были девчонки, которые дали бы сто очков Мэрилин Монро. Что же их потянуло друг к другу? Это - тайна? Так всегда бывает? Это не объяснение. И как это началось - не воспринимаешь целиком, не зная и не желая знать, с какой детали начал художник. Глаз выхватывает отдельные куски, слагающиеся в общую картину. Так и память... Где-то здесь они встретились, чтобы сесть в трамвай до вокзала. Там их ждали Генка и Дина. Вчетвером они забрались в пушкинскую электричку. Так и простояли в тамбуре, хохоча и ссорясь, до самого Пушкина. В вагоне ехали несколько белобрысых чешских солдат. Они глазели на Ольгу и явно завидовали Алексею, который, заметив это, назло им обнял Ольгу за плечи. В Пушкине уже был вечер. Побродив вместе, они разбрелись в разные аллеи, уговорившись на всякий случай встретиться у Пушкиналицеиста. Вскоре начал накрапывать дождик. Алексей расстелил у подножия толстого дуба видавший виды плащишко. Они уселись рядом, укрывшись Ольгиным плащом. Близко-близко. У Алексея глухо забилось сердце, и он почувствовал, как и Олино застучало часто-часто. Пытаясь справиться со странным волнением, от которого что-то заныло в груди, Алексей принялся поправлять плащ, и рука вдруг наткнулась на застежку Ольгиного чулка. И он зачем-то принялся расстегивать ее. Ольга слабо оттолкнула его руку, но он потянулся снова, не отдавая себе отчета в том, что делает. Глаза Ольги были у самых его глаз, и всматривались в него темно и загадочно. А утром, когда они пробирались к Пушкину, сидевшему на чугунной скамейке, Ольга шла упруго и чуть отстранясь. И в глазах ее стояло то же странное выражение, что так поразило его ночью. Сколько им было тогда? Едва за семнадцать. Ну, да - второй курс. |
|
|