"Юрий Греков. На кругах времен " - читать интересную книгу автораСтепанович преподавал латынь в нашей городской гимназии, носившей пышное
название "Мужская классическая имени императора Александра Третьего". В восемнадцатом году городок наш, как и весь край, был оккупирован. Гимназия была переименована в лицей имени Карла Второго, а Дмитрию Степановичу было предложено вместо "Цицерон" говорить "Чи-черон". Спорить было трудно и бесполезно. И после крупного разговора с самим попечителем лицея господином Попеску Дмитрий Степанович собрал вещи, попрощался с квартирной хозяйкой и отправился на вокзал. А дальше - потекли годы, тасуя города. В лучшие времена - репетиторство, уроки русского и латыни. В худшие - носильщик, грузчик. Не очень сытно, не очень тепло. Но так жилось многим. Потом война. Жена - женился в Гренобле - погибла при облаве. Сын - в сорок четвертом, "маки". Сам тоже немного воевал... После войны было трудно. В Париже иностранцев не прописывали, только студентов. Пришлось снова поступить в Сорбонну. Утром на лекции, вечером - с метлой - уборщик на рю Блаз. Три факультета кончил - из-за прописки. Как говорится, нет худа без добра... В пятьдесят пятом пришел утвердительный ответ на просьбу о репатриации. Пожил сначала на родине под Киевом. Потом решил сюда. Городок тихий, пенсия, книги. Он покопался в ящике стола и вынул коробку. - В коробке лежали две тонких книжечки и два креста на ленточках. - Один его, один - мой... - сказал Дмитрий Степанович. Это были ордена "Крест франтирера". В одной книжечке стояло имя "Анри Колосов", в другой - "Дмитрий Колосов". Вот такая история. Конечно, это только канва, за десять минут больше не расскажешь. Жизни практически любого человека хватит на большую и интересную Степановича позже. И вообще, я, может быть, не стал бы о нем рассказывать вовсе, если бы не одно обстоятельство. Не встреть я его, не познакомься с ним близко, возможно, никто и не узнал бы о том, что случилось, не возникла бы цепочка он - я - Ленька. И крик о помощи заглох бы где-то в глубине веков. Но этого не случилось. Однажды, уже в конце рабочего дня, меня позвали к телефону. Я сразу узнал голос Дмитрия Степановича. - Я просил бы вас зайти вечером ко мне, - попросил он. - Конечно, приду, - ответил я. - Что-нибудь случилось? - Нет, просто мне нужно с вами поговорить... В восемь часов я шагал к дому Дмитрия Степановича. Со стороны лимана стал подниматься неясный рокот-даже в центре города, если прислушаться, можно его услышать. Это лягушки в лиманских камышах начинают вечерний концерт. Тени стали длинными, жара спала, на танцплощадке Клуба моряков запустили модную пластинку "Кумбанчерро", где-то вдалеке загавкали собаки, - наступил вечер. Дмитрий Степанович сидел в кресле, тяжело опершись на подлокотники. Лицо его казалось сильно постаревшим, если можно так сказать о лице восьмидесятилетнего человека. Сейчас я пытаюсь вспомнить некоторые подробности этого разговора и не могу. Почему-то кажется, что начался он с каких-то малозначительных слов - о здоровье, о погоде. Но суть нашего разговора я помню до малейших подробностей. Вот то дело, о котором он хотел поговорить. -Я много рассказывал вам о себе. Но почему-то я все время избегал одной мысли, одной мечты - пусть не покажется вам это слово высокопарным, - |
|
|