"Тод Гринуэй. Праздношатание " - читать интересную книгу автора

постоянно ощущал эротическую силу этого каприза. После всех лет жизни в
тесном соседстве со своим мозгом, я уже не думал, что что-то, исходящее
оттуда еще сможет меня шокировать. И все же я был приведен в замешательство
и начал слегка беспокоиться, уж и в самом деле, не тронулся ли я.
Я беспокоился об этом всю дорогу домой, в самолете. Я беспокоился,
скользя над прериями, где я родился, я беспокоился, проносясь над скалами и
морем. Я беспокоился до того момента, когда увидел Фумико, свою жену, когда
я увидел ее наяву, стоящую в дверном проеме, увидел ее волосы, руки, и весь
ее облик. И мне стало ясно, что присматривать для меня место в сумасшедшем
доме еще рановато.
И все же, имелся рецидив. Дрейк позвонил мне через какое-то время тем
же летом: он собирался приехать и спрашивал, не смогу ли я встретить его в
аэропорту. Пока я парковал машину и шел к павильону для встречающих, сердце
мое сильно колотилось. Оно колотилось так, пока я не увидел Дрейка: не мое
представление о Дрейке, а непосредственно самого Дрейка, с его носом, с его
походкой и с его рюкзаком. Я прыснул от смеха, и этот фарс навсегда
растворился.
Ну, читатель, какого дьявола все это значило? Что ты думаешь об этом с
твоим глубоким пониманием фрейдовского "медленного возврата вытесненного", с
твоим коротким знакомством с семиотикой, текстом и подтекстом? Скажи мне,
что ты думаешь?!

Постижение бедлама

Гуляя как-то в южной Англии, мы подошли к металлической ограде на краю
земли. Моему сыну было четыре года. Когда он в первый раз увидел
морщинистую, серую, величественную и неподвижно плоскую громаду моря,
растянувшуюся там навеки, он долго смотрел на нее, просунув голову между
двумя перекладинами ограды. Потом он наклонился и снова взглянул на море
снизу вверх, из-под нижней перекладины. Потом залез на верхнюю - и стал
смотреть оттуда. Море по-прежнему было. Я бы тоже хотел, чтобы мир мог
потрясать меня одним своим существованием. Иногда, конечно, он и потрясает.
Но не всегда. И не надолго.
Из всех людей, живущих в мире, я больше всего люблю детей от трех до
пяти лет. Ах, как обворожительны женщины с их умом и сердцем (не говоря уже
о теле), со своей походкой и с романами, которые они пишут. Но компания
вышеупомянутых малышей все же доставляет мне самое больше удовольствие
общения. У меня нет желания ничему их учить, я не хочу ни в чем их менять. Я
просто хочу быть с ними и слушать их разговоры.
Они заставляют меня смеяться, они потрясают меня своим остроумием. Я
имею в виду остроумие и в его архаичном смысле "острого ума", и в более
современном смысле, как оно описывается в кратком оксфордском словаре:
"способность вызывать внезапное интеллектуальное удовольствие путем
неожиданного сочетания или контраста ранее несвязанных идей или выражений".
Однажды утром, когда моей дочке было около трех лет, я, уже не помню как,
обидел ее. Она посмотрела на меня с яростью и вскрикнула, что собирается
"выбросить меня в мусорное ведро!" Когда мой сын в первый раз увидел
падающий снег, он спросил: "Почему с неба сыплются эти белые штуки?" И не
успел я сосредоточиться на метеорологическом толковании явления, как он уже
ответил себе сам: "Потому что небy они не нужны?"