"Грэм Грин. Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" - читать интересную книгу автора

и нас вызвали на подмогу лишь рано утром.
- Прошло больше тридцати лет, - заметил я, - а кажется, что это было
совсем недавно.
- Как раз в тот год отец женился. Мама вспоминала, какой пир он закатил
после венчания. Ну да, - добавила она, - "Букет Зуболюба" уже принес ему
тогда состояние, а мы были нейтральной страной, и богачи, в общем, не
знали карточек. Думаю, с того пира и пошли его ужины. Все женщины получили
французские духи, а мужчины - золотые палочки для размешивания коктейлей;
в те дни ему еще нравилось видеть за своим столом женщин. Пировали до пяти
часов утра. Мне бы такая брачная ночь не понравилась.
- Бомбардировщики убрались в пять тридцать, - сказал я. - Тогда я уже
был в больнице, но, лежа на койке, услышал сигнал отбоя воздушной тревоги.
Мы оба заказали еще по бутерброду, и она не разрешила мне заплатить за
нее.
- В другой раз, - сказала она, и эти слова прозвучали как обещание, что
мы встретимся хотя бы еще раз.
Ночь бомбежки и завтрак с бутербродами - вот самые сокровенные и самые
яркие мои воспоминания, более яркие даже, чем память о дне, когда умерла
Анна-Луиза.
Мы доели бутерброды, и я долго смотрел ей вслед, прежде чем отправиться
в свою контору к пяти письмам на испанском и трем на турецком языках,
которые лежали у меня на столе и касались нового сорта молочного шоколада
с привкусом виски. Без сомнения, "Букет Зуболюба".



2


Так оно все и началось для нас, но понадобился месяц мимолетных встреч
в Веве и походов на классические фильмы в маленький кинотеатр Лозанны на
полпути между нашими домами, прежде чем я понял, что мы полюбили друг
друга и она готова "заняться любовью" со мной - дурацкая фраза: ведь
давным-давно мы занимались любовью там, за бутербродами с ветчиной и
сыром. В сущности, мы были вполне старомодной парой, и я без особой
надежды сделал ей предложение в первый же вечер - это было в воскресенье,
когда мы лежали в постели, которую в то утро я не потрудился заправить,
так как не предполагал, что она согласится зайти ко мне после встречи в
кафе, где мы с ней познакомились. Я тогда выразился так:
- Как я хотел бы, чтобы мы могли пожениться.
- А почему бы нет? - спросила она, лежа на спине и глядя в потолок, а
раковина, которую швейцарцы называют просто заколкой, валялась на полу, и
ее волосы рассыпались по всей подушке.
- Доктор Фишер, - сказал я.
Я ненавидел его даже до того, как с ним познакомился, и мне было
противно произнести "твой отец": разве она не призналась мне, что слухи о
его ужинах соответствовали действительности?
- А нам незачем его спрашивать, - сказала она. - К тому же, по-моему,
ему это будет безразлично.
- Я говорил тебе, сколько зарабатываю. По швейцарским условиям это