"Грэм Грин. Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" - читать интересную книгу автора

не настало. Думаю, что никогда не перестаешь любить, но перестать быть
влюбленным так же легко, как охладеть к писателю, которым увлекался в
детстве. Память о жене поблекла довольно быстро, и отнюдь не постоянство
мешало мне жениться вновь: найти женщину, которая меня полюбила бы,
несмотря на пластмассовое подобие руки и убогий заработок, было почти
чудом, и я не мог надеяться, что такое чудо повторится. Когда потребность
в женщине становилась настоятельной, я всегда мог купить себе физическую
близость - даже в Швейцарии, после того как стал получать жалованье на
шоколадной фабрике вдобавок к своей пенсии и тому немногому, что я
унаследовал от родителей (это были действительно гроши, но поскольку
сбережения были вложены в военный заем, они по крайней мере не облагались
английскими налогами).
Впервые мы встретились с Анной-Луизой в кафе за бутербродами. Я в
полдень заказал свой обычный ленч, а она зашла перекусить, собираясь затем
проведать в Веве старушку, нянчившую ее в детстве. Пока мне не подали еды,
я встал и вышел в уборную, положив на стул газету, чтобы сохранить за
собой место, а Анна-Луиза, не заметив ее, села за тот же столик. Когда я
вернулся, она, как видно, заметила, что у меня нет руки - хотя я ношу на
протезе перчатку, - и, вероятно, поэтому не пересела, извинившись. (Я уже
писал, какой она была доброй. В ней не было ничего от отца. Жаль, что я не
знал ее матери.)
Наши бутерброды были поданы одновременно: ее - с ветчиной и мой - с
сыром; она попросила кофе, а я пиво, и официантка, которая решила, что мы
пришли вместе, заказы перепутала... И вот неожиданно мы вдруг
почувствовали себя как два друга, встретившиеся после долгой разлуки. У
нее были волосы цвета красного дерева, блестевшие точно от лака, длинные
волосы, которые она зачесывала наверх и закалывала раковиной с продетой в
нее палочкой - кажется, эту прическу называют китайской; вежливо с ней
здороваясь, я уже представлял себе, как выдерну эту палочку, раковина
упадет на пол и волосы - на спину. Она была так не похожа на швейцарских
девушек, которых я постоянно встречал на улице, - хорошеньких, свежих,
кровь с молоком, с глазами, пустыми от полнейшего отсутствия жизненного
опыта. У нее-то хватало опыта, раз она жила вместе с доктором Фишером
после смерти матери.
Еще не успев доесть бутерброды мы познакомились, и, когда она
произнесла фамилию "Фишер", я невольно воскликнул:
- Но ведь не _тот же_ Фишер!
- Не знаю, кто это _тот_ Фишер.
- Доктор Фишер со зваными ужинами, - ответил я.
Она кивнула, и я увидел, что ее огорчил.
- Я на них не бываю, - сказала она, и я поспешил успокоить ее, что
слухи всегда все преувеличивают.
- Нет, - возразила она, - эти ужины просто отвратительны.
Может быть, желая переменить тему, она прямо заговорила о моей
пластмассовой руке, на которую я всегда натягиваю перчатку, чтобы скрыть
увечье. Большинство людей делают вид, будто его не замечают, хотя, когда
им кажется, что мое внимание чем-то отвлечено, они украдкой поглядывают на
протез. Я рассказал Анне-Луизе о той ночи, когда бомбили лондонский Сити,
о том, как пламя пожаров озаряло небо до самого Вест-Энда и в час ночи
можно было читать. Моя пожарная часть находилась возле Тоттнем-корт-роуд,