"Грин Грэм. Конец одного романа" - читать интересную книгу автора

- Забудьте,- сказал Генри.- Забудьте, что я говорил. Это все чушь. У
меня часто болит голова. Надо сходить к доктору.
- Дверь стукнула,- сказал я.- - Это Сара.
- Нет,- сказал он.- Служанка, наверное. Она ходила в кино.
- Шаги Сарины.
Он пошел к двери, открыл ее, и лицо его стало приветливым, нежным. Меня
всегда раздражала эта автоматическая реакция, она ничего не значила -
нельзя всегда радоваться какой-то женщине, даже если ты влюблен, а Сара
говорила (и я ей верил), что они никогда не были влюблены друг в друга. Куда
честней, да и пылче, думал я, мое недоверие и моя ненависть. Во всяком
случае, для меня она была полноправной личностью, а не частью дома, как
статуэтка, с которой надо осторожно обращаться.
- Са-ра! - позвал он.- Са-ра! - фальшиво до невыносимости. Что мне
сделать, чтобы незнакомый увидел, как остановилась она в холле, у лестницы,
и обернулась к нам? Я всегда считал, что не надо навязывать своих
представлений, поставлять готовые иллюстрации. Вот меня и подвело мое
мастерство - ведь я не хочу, чтобы вместо Сары видели другую женщину, мне
надо, чтобы видели ее большой лоб, смелый рот, ее скулу, но изобразить я
могу только неопределенное создание в мокром плаще.
- Да, Генри? - сказала Сара, а потом: - Вы?
Она всегда говорила мне "вы" по телефону - "Это вы?", "Вы можете?",
"Вы сделаете?",- а я думал, как дурак, хотя бы несколько минут, что на
свете - один только "вы", и это я.
- Очень рад, очень рад,- сказал я, ненавидя ее.- Выходили погулять?
- Да.
- Погода плохая,- назидательно заметил я, а Генри прибавил, явно
беспокоясь:
- Ты вся промокла, Сара. Смотри, простудишься насмерть. Привычный
оборот, во всей своей мирской мудрости, пронзает порой беседу, как голос
рока. Но даже если бы мы знали, что Генри сказал правду, вряд ли кто-нибудь
из нас двоих испугался бы - так были мы измучены недоверием и ненавистью.
Не могу сказать, сколько прошло дней. Старые страданья вернулись, а в
этой тьме не легче считать дни, чем слепому замечать оттенки света. Через
неделю или через три я решил, что делать. Теперь, через три года,
я плохо помню, как сторожил со своей стороны сада, глядел на их дом
издали, от пруда или из портика церковки, построенной веке в восемнадцатом,
надеясь, что откроется дверь и Сара спустится по целым, хорошо вымытым
ступенькам. Я ждал - и не дождался. Дождей больше не было, по ночам
подмораживало, но ни Сара, ни Генри не появлялись, словно дом вымер. Я
больше не встречал Генри. Наверное, он стыдился того, что сказал мне, он
ведь очень почитал условности. Пишу это - и усмехаюсь, а сам, если
подумать, только восхищаюсь такими людьми и доверяю им, как восхищаешься
деревушками, когда едешь мимо них в машине, столько мира в их черепице и
камне, столько покоя.
Помню, в те мрачные дни - или недели - мне часто снилась Сара. Иногда
я просыпался страдая, иногда - радуясь. Когда думаешь о женщине весь день,
не надо бы видеть ее во сне. Я пытался писать, ничего не получалось. Я
выполнял свою норму, пятьсот слов в день, но персонажи никак не оживали.
Наше дело очень зависит от того, как мы живем. Можно ходить по магазинам,
считать налоги, болтать, а поток подсознания течет, как тек, решая твои