"Григорий Гребнев. Мир иной (научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

механизм, напоминавший Берсеньеву статую Командора из "Каменного гостя"
Пушкина, неожиданно повел себя, как живой человек. Он положил "иллюзион"
рядом с окаменевшим от горя Суо и быстро зашагал к "пагоде". Через минуту
загремела бодрая, мажорная музыка. Уру вернулся и принялся маршировать
перед мальчиком. Музыка напоминала марш. Железный великан энергично
передвигал свои трубоподобные ноги, размахивал руками, раскачивался всем
своим гладким округлым корпусом... Даже у хладнокровного Берсеньева мурашки
побежали по спине при виде этого "танца". Геолог понял, что механический
человек именно танцует, причем очевидно, что делает он это без приказа, по
собственной "воле". Мальчик сидел в позе бесконечного отчаяния, а железная
махина вышагивала возле него, с грохотом притопывая в такт марша
металлическими подошвами по блестящему полу. Наконец Суо поднял голову,
скорбно взглянул на танцующего механического слугу и тихо произнес:
- Уру... им...
И тотчас же танец Уру прекратился. Механический человек уронил
поднятые клешни и застыл неподвижно...
Эта сцена поразила Берсеньева настолько, что он несколько минут не мог
прийти в себя. Уже в той картине, где он впервые увидел Уру, Берсеньев
решил, что механизм, сооруженный в образе человека, очевидно, реагирует на
голоса своих хозяев, а сочетание каких-то звуков означает для него команду
к выполнению тех или иных манипуляций. Но в сцене "танца" Уру явно
действовал самостоятельно: он как бы понял, что его маленький хозяин убит
горем, что необходимо развлечь его, и в качестве развлечения угостил
мальчика танцем. Для этой цели железный истукан даже соответствующую музыку
включил в "пагоде". Затем уже последовал приказ Суо: "Уру... им..." Видимо,
это значило: "Уру, прекрати!" - и гигант перестал танцевать.
"Неужели он соображает? - думал Берсеньев. - Но это же чудовищно! Это
противоестественно... Уру только механизм. Как же может он реагировать на
одно лишь мрачное настроение человека, да еще при этом самостоятельно
включить какой-то музыкальный инструмент, а затем танцевать или даже
ритмично маршировать перед живым человеком, не обращающим на него никакого
внимания?.."
Ответа на свой вопрос Берсеньев не находил, мелькнула лишь неясная
мысль о каких-то электрических флюидах, исходящих из мозга человека,
переживающего сильное горе, и, видимо, непроизвольно включающих в механизме
Уру определенную программу действий, равносильную команде: "Развлекать!" Но
эта мысль в представлении Берсеньева ассоциировалась со спиритизмом и
прочей чертовщиной, и он отбросил ее.
Как бы то ни было, геологи теперь знали, что Суо спасся во время
извержения, что весь остальной экипаж погиб и что мальчик остался один,
погребенный вместе со звездным кораблем-городом в потоках лавы. Умер он
потом где-то здесь, но останков его найти пока не удавалось. Бесследно
исчез вместе с мальчиком и Уру...
Берсеньев инстинктивно чувствовал, что Суо перед смертью укрылся в
"музыкальной пагоде". Проникнуть в "пагоду", казалось, не было никакой
возможности: ее стены, ее крыша не реагировали ни на тепло, ни на звуки. И
тем не менее именно там, вероятно, крылась разгадка исчезновения Суо и Уру,
- в этом ни Берсеньев, ни Петя, ни остальные уже не сомневались.
- Но эта музыка? Неужели она звучит уже сотни лет? - сказал как-то
Берсеньев.