"Евген Гребiнка. Чайковский (Укр.)" - читать интересную книгу автора

звездочка, - думала Марина, если падучая звездочка катилась в то время по
небу, - я бы слетела к нему с высоты, горя и сверкая любовью; я бы
рассыпалась перед ним яркими искрами и осветила путь моему казаку
ненаглядному; его очи засветились бы моим огнем - и умереть было бы
весело..."
- Распелись пирятинцы нынешнюю весну; всех песен не переслушаешь; пора
спать! - говорит, бывало, полковник.
Марина шла в свою светлицу, отворяла окно. Вдалеке чуть слышно
отдавались звуки песни; с последними отголосками ее сливалась жаркая
молитва бедной девушки об Алексее; песни смолкали - но долго еще Марина
стояла на коленях перед образом богоматери, украшенным цветочными венками,
и молилась, и плакала, сама не зная о чем.

II

Судя по теперешним образованным, милым, снисходительным полковникам,
нельзя составить себе даже приблизительного понятия о полковнике
малороссийском времен гетманщины. В нем сосредоточивалась власть военная и
гражданская целой области; он был и военачальник, и судья, и правитель; он
безгранично, безответственно распоряжался в своем полку. Правда, право
жизни и смерти было законом предоставлено гетману; но нередко полковники
нарушали это право и даже казнили самовольно преступников. Кто смел
жаловаться на полковника? Одетые в серебро и золото, украшенные
клейнодами, знаками своей власти, окруженные многочисленною вооруженною
свитой, с азиатской пышностью являлись они перед народом - и города и села
преклонялись, уважая их военные доблести и трепеща перед их властью. В
народе воинственном, полудиком иначе и быть не могло.
Не так давно один какой-то князь получил после отца, вельможи
екатерининских времен, наследство в отдаленной провинции и приехал туда
жить. Мне случалось - проездом через эту провинцию, быть в обществе
помещиков, соседей князя, м я спросил у них, довольны ли они новым
соседом?
- Ничего, - отвечал один, - да если б вы видели, что это за человек
маленький, невзрачный; у нас в полку последний с левого фланга был
казистей; словно писарь какой; совестно назвать: ваше сиятельство!
- Никакой важности, - сказал другой, - я было явился к нему, этак,
знаете, с почтением, и дворяяский мундир сдуру натянул и медальку
дворянскую повесил; думаю: вот тут-то явится в орденах, в лентах и
говорить еще, чего доброго, со мной не захочет. Самому смешно, как
вспомню! Вышел он, милостивые государи, ко мне, да и не вышел, а выбежал -
глазам не верю: в сереньком сюртучишке, молодой мальчик, "рад, говорит,
что имею честь познакомиться", и садит на диван, и руку жмет, будто
проситель какой; верите, мне за него было совестно... Нет уж, думаю,
вперед не подденешь; коли случится, и сам явлюсь в сюртуке, охота была
мундир надевать... ей-богу!...
- Да стоит ли об нем говорить! - перебил третий. - Человек он без
всякой политики, ездит по полям да сам смотрит на работы, с утра до ночи
разговаривает с мужиками, как простой человек. Княжеское ли это дело?..
Видно, в Петербурге был последняя спица в колеснице, житья не было, так и
приехал сюда. Дает же бог таким людям и богатство, и высокие степени!..