"Евген Гребiнка. Чайковский (Укр.)" - читать интересную книгу автора

И Марина спрятала пылающее лицо свое на груди Алексея.
- Ну, о чем же ты еще грустишь, мой милый? - сказала Марина, с тихим
упреком глядя в очи Алексею.
- Не о себе грущу я: я вспомнил Пирятин, мою старуху матушку; может
быть, в это самое время она узнала от Герцика о моем почете, помолодела,
думая скоро увидеть меня... И, может быть, она глядит там далеко, в
Пирятине, на это самое солнце и просит бога, чтоб спряталось оно скорее за
гору, выводило скорее другой день, и чтоб и тот проходил скорее и пришло
радостное время нашего свидания. И теперь, когда я, глядя на солнце,
прощаюсь с ним, может быть, она в замковской церкви, перед образом
богоматери, стоит на коленях, радостно плачет и благодарит ее... Чует ли
твое сердце, добрая матушка, что ты не увидишь более сына, что он, убегая,
как вор, из Пирятина, не простясь с тобою, навеки покинул тебя, оставил
беспомощную на старости и завтра умрет позорно? Вот что думал я, моя
милая. А смерти я не боюсь, за гробом жизнь вечная! Там не плачут, не
вздыхают.
- Там мы не разлучимся с тобою! - весело сказала Марина - Мы станем
жить вместе вечно, вечно! Не правда ли? Наши души будут летать на светлом
облачке, сядут на море и поплывут с волны на волну далеко-далеко, и никто
им не скажет: куда вы? Зачем вы? Мы будем вольнее птиц небесных, весело
слетим на могилу, где будут покоиться наши кости; я разрастусь над твоею
могилою кустом калины, пущу корни глубоко и обовью ими тебя, словно
руками, раскину ветви широко, чтоб твой прах не топтали люди, не пекло
солнце; темною ночью вспомню нашу здешнюю жизнь, наше горе - и тихо
заплачу; но чуть взойдет солнце, отру слезы, пусть никто не видиi их,
весело зашевелю, засмеюсь дробными листочками и душистыми цветочками;
молодой казак сорвет ветку моих цветов, подарит их своей коханке, коханка
внлетет мой цветок себе между косы - и пуще полюбит казака; я сумею
навеять, нашептать ей чары любви - я любила на свете... любила тебя, мой
черно бровый казак, тебя, моя радость.
- Ого! Какие веселенькие! - сказал, входя, Никита.
- А о чем же нам печалиться? - спросила Марина.
- Разве вас простили'3
- Нет; а мы здесь вместе, и умрем вместе, и будем всегда вместе...
Никита покачал головой.
- Как нам не радоваться, брат Никита! - сказал Алексей. - Попали в
беду, а тут как все нас любят, все навещают, приходят утешать...
- Гм! Вот оно что! Хитро сказано! Чистый московский обиняк. На что
людям мешать? Вам, я думаю, веселее без третьего... А то досадно, что
Алексей дурно думает о Никите, а Никита вот и теперь пообещал караульным
сорок михайликов вина да меду сколько в горло влезет, чтоб пустили увидеть
вас, пару глупых Алексеев... Господи, прости, что бабу нарекаю мужским
именем!.. На Никиту сердятся, а Никита целый день поил стариков, говорил с
попом да с письменными людьми, каким бы побытом и средствием спасти пана
писаря. Бог вам судья, братику!
- Ну, что ж они говорили? - спросила Марина.
- У! Быстра! Цикава! Довела до беды доброго казака да и не кается! Что
говорили? Ничего не говорили. Вот уже и плакать собирается!
- Оставь ее, Никита; грех обижать женщину. Что? Видно, нет надежды?
- Да я только так, я знаю их натуру; с тобою другая речь пойдет