"Роберт Грэйвс. Я, Клавдий (Роман, #1) [И]" - читать интересную книгу автора

моего отца на моей матери Антонии, младшей дочери Марка Антония и Октавии.
Это случилось в тот же год, когда заболел Август и умер Марцелл.
Мой дядя Тиберий принадлежал к числу дурных Клавдиев. Он был угрюмый,
скрытный и жестокий, но существовало три человека, которые влияли на него
и держали в узле эти черты его характера. Первый из них - мой отец, один
из лучших Клавдиев, жизнерадостный, открытый и великодушный; второй -
Август, честный, веселый и доброжелательный человек, который, хоть и не
любил Тиберия, хорошо относился к нему ради его матери; и, наконец, -
Випсания. Влияние моего отца ослабло, когда братья смогли по возрасту
принять участие в военных кампаниях и были отправлены сражаться в разных
частях империи. Затем наступила разлука с Випсанией, за чем последовало
охлаждение Августа, обиженного плохо скрываемой неприязнью Тиберия к Юлии.
Лишенный их влияния, Тиберий мало-помалу совсем морально опустился.
Я думаю, сейчас самое время описать его внешность. Это был высокий,
черноволосый, белолицый мужчина грузного сложения, с широченными плечами и
такими сильными руками, что он давил ими орехи и мог проткнуть насквозь
зеленое яблоко с жесткой кожурой указательным и большим пальцем. Если бы
движения его не были так медлительны, он мог бы стать чемпионом по
кулачному бою. Однажды в дружеской схватке он голыми руками, без ремней с
металлическими пластинами, убил приятеля ударом по голове, от которого у
того раскололся череп. Ходил он слегка вытянув шею вперед, опустив глаза в
землю. Тиберий был бы хорош собой, если бы не множество прыщей, глаза
навыкате и нахмуренные брови. На статуях эти недостатки не видны, поэтому
он кажется на редкость красивым. Говорил он мало и медленно, так что,
беседуя с ним, людям не терпелось одновременно закончить за него фразу и
ответить на нее. Но при желании Тиберий мог произнести эффектную публичную
речь. Он рано облысел, а оставшиеся на затылке волосы носил длинными, как
было в моде у древней знати. Он никогда не болел.
Тиберий не пользовался популярностью в римском обществе, зато был весьма
удачливым полководцем. Он возродил ряд стародавних дисциплинарных
взысканий, но, поскольку он не жалел себя во время походов, редко спал в
палатке, пил и ел то же, что и все остальные, и всегда сам возглавлял
атаки, солдаты предпочитали служить под его началом, а не под началом
какого-нибудь добродушного и беспечного командира, полководческому
искусству которого они не так доверяли. Тиберий никогда не улыбался
солдатам и не хвалил их и часто перегружал работой и муштрой. "Пусть
ненавидят меня, - сказал он однажды, - лишь бы повиновались". Он держал
полковников и полковых офицеров в такой же строгости, как солдат, так что
никто не мог пожаловаться на его пристрастность. К тому же служить под его
командой было и выгодно, так как, захватив вражеские лагеря и города, он
обычно отдавал их своему войску на разграбление. Тиберий с успехом вел
войны в Армении, Парфии, Германии, Испании, Далмации, в Альпах и во
Франции.
Мой отец, говорю еще раз, был одним из лучших Клавдиев. Такой же сильный,
как его брат, он был куда красивее его, быстрее в речи и движениях и
ничуть не менее удачлив как полководец. Он относился к солдатам как к
римским гражданам, а следовательно, равным себе во всем, кроме ранга и
воспитания. Ему было тягостно наказывать их, и он отдавал приказ, чтобы с
нарушителями дисциплины, по возможности, боролись их товарищи, которым,
надо полагать, дорого доброе имя своего подразделения. Отец объявил, что,