"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

потирает изжелта-белые руки.
Но от порога лавки моему взору представилась такая картина, которая
сразу же заставила меня позабыть про голос, режущий стекло на расстоянии,
ибо: Сигизмунд Маркус стоял да коленях перед моей матерью и все плюшевые
звери, медведи, обезьяны, собаки, даже куклы с закрывающимися глазами, равно
как и пожарные машины, и лошадки-качалки, и все паяцы, охраняющие его лавку,
казалось, тоже готовы вместе с ним рухнуть на колени. Он сжимал двумя руками
обе руки матушки, демонстрируя коричневатые, поросшие светлым пушком пятна
на тыльной стороне ладони, - и плакал.
У матушки тоже был серьезный, соответствующий ситуации взгляд.
Не надо, Маркус, - говорила она, - пожалуйста, не надо здесь, в лавке.
Но Маркус не унимался, и в речи его звучала не забываемая для меня,
заклинающая и в то же время утрированная интонация:
Не делайте этого больше с Бронски, ведь он работает на Польской почте,
на Польской, добром оно не кончится, верьте мне, потому что он с поляками.
Не делайте ставку на поляков, если уж хотите делать ставку, ставьте на
немцев, потому что они поднимутся не сегодня, так завтра, они и сегодня уже
поднимаются, их уже видно, а фрау Агнес все еще делает ставку на Бронски.
Ставьте тогда на Мацерата, он у вас есть, если уж хотите ставить, или, если,
конечно, пожелаете, ставьте на Маркуса и будьте с Маркусом, потому что он
недавно окрестился. Поедем с вами в Лондон, фрау Агнес, у меня есть там свои
люди и есть документы, если только пожелаете уехать, а если вы не хотите с
Маркусом, потому что его презираете, ну тогда презирайте. Только он просит
вас от всего сердца, чтоб вы не делали ставку на этого психованного Бронски,
который так и останется при Польской почте, а Польше скоро конец, потому что
скоро они придут, немцы-то.
Но именно когда матушка, потрясенная таким количеством возможностей и
невозможностей, хотела разрыдаться, Маркус увидел меня в дверях лавки и,
выпустив одну руку матушки, указал на меня пятью красноречивыми пальцами:
- Вот, пожалуйста, его мы тоже возьмем в Лондон, пусть как принц там
живет, как принц!
Тут и матушка на меня поглядела и чуть улыбнулась. Может, подумала про
пустые окна фойе, а может, виды на другую столицу, на Лондон, ее
развеселили. Но, к моему великому удивлению, она замотала головой и сказала
небрежно, словно отказывалась от приглашения на танцы:
- Благодарю вас, Маркус, но ничего у нас и в самом деле не получится -
из-за Бронски.
Восприняв дядино имя как сигнал, Маркус быстро поднялся с колен,
сложился, будто нож, в поклоне и произнес: - Вы уж не серчайте на Маркуса, я
так и думал, что вы изза него не хотите. Когда мы вышли из лавки в пассаже,
Маркус, хотя время еще не подошло, запер ее снаружи и проводил нас до
остановки пятого трамвая. Перед фасадом Городского театра до сих пор стояли
прохожие и несколько полицейских. Но я не боялся и почти не вспоминал о
своих победах над стеклом. Маркус нагнулся ко мне и прошептал скорее для
себя, чем для нас: Как он все у нас умеет, маленький Оскар! Бьет в барабан и
устраивает скандал перед театром. Матушку, проявившую при виде осколков
заметную тревогу, он утешил движением руки, а когда пришел трамвай и мы сели
в прицепной вагон, он еще раз произнес свои заклинания, тихо, опасаясь чужих
ушей:
- Ну ладно уж, оставайтесь с Мацератом, который у вас есть, а на Польшу