"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

машину, но только не барабан, - словом, поверг их всех, предпочитавших,
чтобы я забавлялся с оловянными солдатиками, чтобы я счел достойной игры
бессмысленную пожарную машину, не желавших оставить меня при моем старом,
дырявом, но верном барабане, отбиравших у меня жесть, но вместо того
совавших мне в руки кораблик, помимо всего прочего еще и непрофессионально
оснащенный, всех, имеющих глаза лишь затем, чтобы не видеть моих желаний, их
всех я поверг своим криком, который, обежав по кругу, убил четыре лампы
нашего висячего светильника, в допотопную тьму. Но уж таковы они, взрослые:
после первых испуганных криков, после исступленного желания вернуть свет они
освоились с темнотой, и, когда моя бабушка Коляйчек, единственная - если не
считать маленького Стефана, - кто не знал, на кой ей сдалась эта темнота,
вместе с хныкающим Стефаном, который держался за ее подол, сходила в лавку
за свечами и озарила комнату их светом, остальная, изрядно подвыпившая часть
компании оказалась разбитой на странные парочки. Ну, мамаша моя, как и
следовало ожидать, в расхристанной блузке сидела на коленях у Яна Бронски.
Крайне неаппетитное зрелище являл коротконогий пекарь, почти исчезнувший в
Греффихе, Мацерат облизывал золотые и лошадиные зубы Гретхен Шефлер. Одна
лишь Хедвиг Бронски сидела в пламени свечи с набожным коровьим взглядом,
руки сложила на коленях, сидела близко, но отнюдь не слишком к зеленщику
Греффу, который хоть и не выпил, но все же пел, пел сладким голосом, пел,
распространяя грусть и меланхолию, пел, подбивая Хедвиг Бронски ему
подпевать. Они пели на два голоса песню скаутов, где некий Рюбецаль вынужден
бродить в Исполиновых горах. А про меня забыли. Оскар сидел под столом с
останками своего барабана, он извлек еще несколько ритмов из пробитой жести,
и вполне возможно, что нечастые, но равномерные звуки барабана были не
лишены известной приятности для тех, кто, перемешавшись в упоении, лежал или
сидел в комнате. Ибо барабан словно защитным слоем перекрывал все чмокающие
и сосущие звуки, невольно издаваемые теми, кто демонстрировал напряженные и
лихорадочные доказательства своих усилий. Я оставался под столом, когда со
свечами вернулась бабушка, подобно гневному архангелу узрела в пламени свечи
Содом, признала в пламени свечи Гоморру и с задрожавшими в ее руках свечами
подняла крик, устроила скандал и, назвав все это свинством, положила конец
идиллии о том, как прогуливается Рюбецаль по Исполиновым горам, потом,
расставив свечи по блюдечкам, достала карты из буфета, кинула их на стол и,
попутно утешая все еще хнычущего Стефана, провозгласила вторую часть
праздника. Вскоре Мацерат ввинтил новые лампочки в старые патроны нашего
висячего светильника, наверху задвигались стулья, защелкали, подпрыгивая,
пробки от пивных бутылок, и над моей головой зашлепали по столу карты - скат
по одной десятой пфеннига. Матушка сперва предложила по четверти, но дяде
Яну это показалось слишком рискованным, и, если бы не очередные партии, да
при случае гранд с четырьмя время от времени весьма значительно не повышали
ставки, все так бы и остались при крохоборской одной десятой.
Я неплохо себя чувствовал под столешницей, укрытый от сквозняков
свисающей скатертью, легким барабанным боем отвечал кулакам, которые над
моей головой грохотали по столу, я подчинился ходу игры и вылез наружу
примерно через час. Ян Бронски проиграл. Карты ему достались хорошие, тем не
менее он проиграл. И не диво, что он был так рассеян: голова у него была
занята не бубнами без двух. Ведь в начале игры, еще беседуя со своей теткой
и стараясь как-то оправдать предшествующую их разговору небольшую оргию, он
скинул с левой ноги полуботинок, протянул над моей головой левую ногу в