"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

"Танненберга" от морского судоходства Восточной Пруссии. Каждый год они
совершали путешествие на пароходе и привозили из Пиллау, Норвегии, с
Азорских островов, из Италии в целости и сохранности сувениры домой, на
Кляйнхаммервег, где он пек булочки, а она отделывала наволочки кружевами
"мышиные зубки". Когда Александр Шефлер молчал, он безостановочно увлажнял
кончиком языка верхнюю губу, а друг Мацерата зеленщик Грефф, живущий от нас
наискосок, осуждал такую манеру держать себя как непристойную.
Хоть Грефф и состоял в браке, он был более вождь скаутов, нежели
супруг. Фотография показывает его, широкоплечего, поджарого, здорового, в
форме с короткими штанами, со шнурами, как положено вождю, и в шляпе скаута.
Рядом, в такой же экипировке, стоит белокурый, пожалуй чересчур глазастый,
мальчуган лет примерно тринадцати; Грефф положил левую руку ему на плечо и,
в знак благосклонности, прижимает к себе. Мальчишку я не знал, а Греффа мне
еще предстояло узнать и понять через его жену Лину.
Я увяз в снимках туристов, путешествующих с помощью "Силы через
радость", и свидетельствах нежной эротики скаутов. Хочу быстро перевернуть
несколько страниц и обратиться к себе, к своему первому фотографическому
изображению.
Я был красивым ребенком. Снимок сделан на Троицу в двадцать пятом году.
Мне исполнилось тогда восемь месяцев, меньше на два месяца, чем Стефану
Бронски, который изображен на соседней странице, на карточке того же
формата, и излучает несусветную заурядность. У открытки - волнистый, как бы
искусно оборванный край, обратная сторона разлинована для адреса, -
вероятно, было отпечатано много экземпляров для семейного употребления.
Вырез на странице альбома демонстрирует посреди горизонтально расположенного
прямоугольника овал чересчур симметричного яйца. Голый, очевидно
символизируя желток, я лежу на животе, на белой шкуре, которую, вероятно,
какой-нибудь белый медведь ссудил какому-нибудь восточноевропейскому
фотографу-профессионалу, специализирующемуся на детских снимках. Для моего
первого изображения, как и для многих снимков того времени, был безошибочно
избран теплый коричневатый тон, который не спутаешь ни с каким другим и
который мне хотелось бы назвать человечным, в отличие от бесчеловечно
гладких черно-белых снимков наших дней. Тускло-расплывчатая, должно быть
прорисованная, листва создает темный, кое-где разбитый бликами света задний
план. В то время как мое гладкое здоровое тельце в плоском спокойствии чуть
наискось возлежит на шкуре, поддаваясь воздействию полярной родины белого
медведя, сам я с усилием поднимаю круглую, как шар, детскую головку и гляжу
на потенциального наблюдателя блестящими глазами. Можно бы сказать:
фотография - как все детские фотографии. Но посмотрите, пожалуйста, на мои
руки, и вам придется признать, что мое первое изображение принципиально
отличается от бесчисленных изображений, в равной мере демонстрирующих по
разным альбомам очарование детства: я лежу со сжатыми кулаками. Не
пухленькие пальчики-сардельки, которые самозабвенно, повинуясь хватательному
инстинкту, играют космами медвежьей шкуры, а серьезно сжатые маленькие
хваталки парят по обеим сторонам головы, вечно готовые в любую минуту
опуститься, задать тон. Какой, спрашивается, тон? Да барабанный же! Покамест
его нет еще в поле зрения, его, который при свете лампочек был мне обещан к
третьему дню рождения, но для специалиста по фотомонтажу не составило бы ни
малейшего труда приделать соответственное, то есть уменьшенное изображение
детского барабана, не предпринимая никаких изменений в моей позе. Пришлось