"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

работу как представитель своей рейнской фирмы крупного предприятия
бумагоделательной индустрии. Война шла на убыль, и, создавая повод для
грядущих войн, народ сел за составление мирных договоров: область вокруг
устья Вислы примерно от Фогельзанга на Свежей косе вдоль по реке Ногат до
Пикеля, там, следуя вниз по течению Вислы, до Чаткау, потом влево под прямым
углом до Шенефлиса, там, выгорбясь дугой, вокруг Заскошинского бора до
Оттоминского озера, оставляя в стороне Маттерн, Рамкау и Биссау моей бабушки
и выходя к Балтийскому морю возле Кляйн-Каца эта область была провозглашена
Вольным городом Данцигом и переподчинена Лиге Наций. Польша получила в черте
города свободный порт Вестерплатте с арсеналом, правлением железной дороги и
собственной почтой на Хевелиус-плац.
В то время как марки Вольного города предлагали для писем
красно-золотую ганзейскую пышность с изображением торгового судна и герба,
поляки клеили на письма жуткие фиолетовые картины, иллюстрирующие истории
про Казимира и Батория.
Ян Бронски перешел служить на Польскую почту. Переход его выглядел
неожиданным, равно как и выбор польского гражданства. Одной из причин, по
которой он принял польское подданство, многие сочли поведение моей матушки.
В двадцатом году, когда маршал Пилсудский разбил под Варшавой Красную Армию
и за это чудо на Висле люди, подобные Винценту Бронски, возблагодарили Деву
Марию, а сведущие в военном деле приписали все заслуги либо генералу
Сикорскому, либо генералу Вейгану, - словом, в том польском году матушка моя
обручилась с имперским немцем Мацератом. Мне хочется думать, что бабушка
Анна так же мало одобрила это обручение, как и сам Ян. Она уступила дочери
подвальную лавочку на Троиле, которая тем временем достигла известного
расцвета, перебралась в Биссау к своему брату Винценту короче, на польские
земли - и, как в доколяйчековские времена, взяла на себя двор, поля свеклы и
картофеля, предоставив своему осененному благодатью брату больше времени для
общения и диалога с девственной королевой Польши, сама же удовольствовалась
возможностью в своих четырех юбках сидеть у осеннего костерка с горящей
ботвой и глядеть в сторону горизонта, по-прежнему расчлененного телеграфными
столбами. Лишь когда Ян Бронски нашел свою Хедвиг, кашубскую девушку, хоть и
горожанку, но имеющую пашню под Рамкау, а найдя, женился, отношения между
моей матушкой и Яном несколько улучшились. На танцах в кафе Войке, где они
случайно встретились, матушка представила Яна Мацерату. Оба столь различных,
но применительно к моей матушке столь единодушных человека приглянулись друг
другу, хотя Мацерат на своем рейнском диалекте обозвал переход Яна на
Польскую почту дурацкой блажью. Ян танцевал с матушкой, Мацерат - с
ширококостой дылдой Хедвиг, наделенной загадочным коровьим взглядом, что
побуждало ближайшее окружение неизменно считать ее беременной. Они еще много
танцевали друг с другом и крест-накрест и при каждом новом танце уже думали
о следующем, при звуках уанстепа опережая друг друга, а при звуках
английского вальса чувствуя себя раскрепощенными и, наконец, обретая веру в
себя при чарльстоне, а при медленном фокстроте - чувственность, граничащую с
религиозным экстазом. Когда Альфред Мацерат в двадцать третьем году а в том
году за стоимость одного коробка спичек можно было обклеить целую спальню
орнаментом из нулей - женился на моей матушке, Ян был одним из свидетелей, а
владелец лавки колониальных товаров Мюлен - другим. О свидетеле Мюлене я
могу поведать немного. Упомянуть же его следует потому, что матушка и
Мацерат откупили его разоренную неисправными должниками лавку в пригороде