"Гюнтер Грасс. Траектория краба " - читать интересную книгу автора

разговор на бесконечную тему о морской катастрофе; с ностальгией о Лангфуре
она вспоминала, как восторгался папа норвежской фольклорной группой, ее
национальными костюмами и танцами, которые исполнялись на солнечной палубе
лайнера СЧР. "А мама-то все восхищалась бассейном, который весь был выложен
разноцветным кафелем и мозаикой; его потом осушили, чтобы разместить там
девушек из вспомогательного флотского батальона, тесно им было, а русский
стрельнул прямо туда своей второй торпедой и превратил их в месиво..."
Но пока еще "Вильгельм Густлофф" даже не заложен, тем более не спущен
со стапелей. Мне приходится вернуться назад, поскольку сразу после
смертельных выстрелов прокурор кантона Граубюнден, судьи, а также защитник
начали готовить процесс против Давида Франкфуртеpa. Сам процесс должен был
состояться в Куре. Процесс обещал быть непродолжительным, так как убийца во
всем признался. В Шверине же по указанию самых высоких инстанций приступили
к подготовке траурной церемонии для прощания с покойным, чтобы она навечно
осталась в памяти народа. Кто только не был поднят на ноги после тех
выстрелов: марширующие колонны штурмовиков, уличные шпалеры, люди в
партийной форме с венками, факельное шествие. Под глухой рокот барабанов
церемониальным маршем прошли отряды вермахта, толпы шверинцев застыли в
скорбном оцепенении, хотя, возможно, многие были просто зеваками.
Партийный лидер, ранее не более известный в Мекленбурге, чем другие
ландесгруппенляйтеры зарубежной организации НСДАП, Вильгельм Густлофф
возвысился после смерти до фигуры таких масштабов, что некоторые из ораторов
испытывали явные трудности с подбором сравнений, соразмерных ее
грандиозности, а потому не могли придумать ничего лучше, чем вспомнить того
главного великомученика{7}, именем которого была названа песня,
исполнявшаяся сразу после государственного гимна по случаю официальных
мероприятий - а таковых набиралось немало - с музыкой и словами "Знамена
ввысь...".
В Давосе траурная церемония выглядела гораздо скромнее. Масштаб был
задан небольшой церковью евангелической общины, скорее напоминавшей часовню.
Покрытый флагом со свастикой гроб поставили перед алтарем. На гробе
возлежали почетный кинжал, нарукавная повязка и фуражка штурмовика,
скомпонованные в виде своеобразного натюрморта. Из всех кантонов прибыли
около двухсот однопартийцев. Некоторые из швейцарцев выразили свою идейную
солидарность с покойным, придя в часовню или собравшись перед ней. Вокруг
грудились горы.
Фрагменты этой скромной панихиды передавались из знаменитого легочного
курорта германским радио, они ретранслировались всеми немецкими
радиостанциями на территории Рейха. Комментаторы призывали слушателей
затаить дыхание. Ни в одном из репортажей, ни в одной из речей, которые
позднее были произнесены и в других городах, не упоминалось имя Давида
Франкфуртера. Всюду речь шла лишь о "подлом еврейском убийце". Попытки
противной стороны возвеличить недужного студента-медика, превратив его,
памятуя о его корнях, в "югославского Вильгельма Телля", получили от
швейцарских патриотов, изъяснявшихся, кстати, не на местных диалектах, а на
литературном немецком языке, резкий отпор, однако все это сыграло на руку
подозрениям, что за спиной стрелявшего стояли влиятельные силы; вскоре
таковыми были прямо названы еврейские организации. Дескать, заказчиком
"трусливого убийства" являются круги мирового сионизма.
Тем временем в Давосе подготовили спецпоезд для гроба с телом. При