"Даниил Гранин. Ты взвешен на весах... (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

- Между прочим, этот человек - единственный, кто плакал на кладбище, -
сказал Щербаков. - Хотя вы ж не видели. Вас там не было. Вы только сюда
явились.
Получалось грубо, и он несколько струхнул. Но виду не подал. Таких, как
Фалеев, можно брать только нахрапом...
Щербаков вышел, чуть покачиваясь, стараясь двигаться по идеальной
прямой. Длинный коридор уводил его в глубь малининской квартиры. Сундуки,
велосипеды на стене, ниши... Он толкнул какую-то дверь с матовым стеклом,
очутился в полукруглой комнате. Там было полукруглое окно, скошенный
потолок с темными потеками, стены, заставленные книжными полками.
Посредине овальный стол карельской березы, подле него высокое кресло,
обтянутое малиновым бархатом. Желтый свет голой лапочки делал все тусклым,
пыльным.
На полу у окна прислонены были три небольших холста. Перед ними на
четвереньках ползал Челюкин.
- Вот вы где, - сказал Щербаков.
Челюкин не ответил. Шлепая руками, он передвигался от одной картины к
другой, умиленно сопел, пофыркивал, похожий на черного пуделя.
Портрет девушки, портрет старухи, дачный интерьер - все три вещи
исполнены красиво, легко, с той чуть детской угловатостью, которая
отличала малининский рисунок. Щербаков хорошо знал эту соблазнительную
манеру, которой он долго подражал и от которой еле избавился.
Челюкин отполз, приладил фотоаппарат, сделал несколько снимков с
картин.
- Чего вы пачкаетесь? - сказал Щербаков. - Все и без вас будет заснято.
Фалеев позаботится. Альбомы изготовит, монографии будут. Улицу назовут.
Фотовспышка молниево высветила дальние углы, следы ног на пыльном полу.
Щербаков обиделся: Челюкин даже не взглянул на него.
- И что это в них такого вы обнаружили? - ядовито спросил Щербаков. -
Такие Малинин пек одну за другой. - Из-за Челюкина Щербаков покинул
поминки, надерзил Фалееву, а этот Челюкин и в ус не дует. - Улицы
Петрова-Водкина нет, улиц Лентулова нет, а улица Малинина будет. Очень он
подходит для классика. Всех устраивает.
Челюкин, пыхтя, поднялся, отряхнул колени, сказал кротко:
- Напрасно вы... Малинин - великий человек.
- Ух ты! Чем же он великий? Да еще человек! Если художник, то, слава
богу, у нас есть мерки. Великий - это Врубель. Великий - Пикассо. -
Щербаков тонко усмехнулся. - Так что не будем заниматься приписками.
Мастер он хороший...
- Вы кто, художник? - спросил Челюкин.
- Да. И что? - с вызовом начал Щербаков. - Я-то как раз объективен. А
вы кто, фотограф?
- Нет. Тоже художник. Бывший. Бывшая бездарность, - спокойно сказал
Челюкин и сел в кресло. - Бывший директор художественного училища. - Он
подумал. - Заслугу имею перед искусством - не стал художником.
Разрисовывал конфетные коробки.
- А зачем фотографируете?
- Исчезает все. Страшно.
- Что исчезает?
- Стало вдруг исчезать. Однокашники... Ситный... Лошади...